– Да ладно! Небось, сама выгнала.
– Ушел, – Людок моргнула моментально покрасневшими глазами. – Сказал, «и мать твоя дура, и ты сама дура». Вот я одна и осталась.
«И кто после этого сволочь? – Герман потом рассуждал. – Я, чужой человек, который присвоил некую сумму потому, что ее не успели присвоить другие? Или муж законный? Да! Герман – свинья, Герман воспользовался доверием, два месяца пудрил бабе мозги… А этот? Продержал клиентку двадцать пять лет, а потом в один день устранился. А нужно курировать, в интересах семьи бабу нужно курировать. Нет-нет – а позвони, спроси: «Ну как ты там? Не подписала ли часом квартирку таинственному незнакомцу?»
Увы, увы… Все дамы, все жертвы мошенничества, были беспризорницами, никто, кроме Германа, их не курировал.
По вечерам, после работы «на точках», Герман возвращался в свое необставленное логово. В центре двора обшарпанной многоэтажки разместилась помойка, а за помойкой стояла автомастерская. Груда старых покрышек и ржавая вывеска – «шиномонтаж». Вот прямо туда, не на парковку, а сразу на ремонт Герман заруливал каждый вечер и всякий раз благодарил машину: «Доползла, старушенция! А то уж думал, сдохнем посреди дороги».
Каждый день у «семерки баклажан» открывалось новое заболевание. «Подозреваю, у старухи глючит стартер», – говорил Герман механикам. Он корил машину как живое существо: «Эх, спалила ты свое сцепление, старуха!»
Механики советовали отдать машину на капремонт, но Герман лечить ее не собирался, только снимал симптомы. Он же был аферистом, причем мелким, в его жизни ничего серьезного и постоянного не было. Чужой город, съемная квартира, случайные знакомства, ворованные деньги. «семерка баклажан» должна была отслужить ему месяца три, на большее Герман не рассчитывал.
4
Двадцать первого июня он завершил свою первую крупную операцию, и «семерке» осталось сделать последний рывок. Герман подъехал к развязке и застонал: «Это смерть! Это сме-е-ерть». Под мостом собралась пробка, не очень плотная, но и за двадцать минут на первой-второй его развалюха могла перегреться. А так и вышло, не простояли и четверти часа, а термостат уже показывал девяносто градусов. Под капотом завоняло расплавленным пластиком.
Такое уже случалось однажды, и как раз, когда Герман подвозил Людочку из «Макдональдса». Людочек увидела дым под капотом, заверещала – «взорвемся, взорвемся». «Не взорвемся, Людок», – Герман мотор заглушил, и они постояли с полчасика, ждали, пока остынет.
Конечно, разбитая машина портила Герману имидж. Он заметил сразу эту снисходительность, с которой Людок опускалась на продавленное сиденье.
– Когда ж я ее выброшу! – выкрутился Герман. – Вот говорю, говорю себе – выброси эту рухлядь, а жалко, Люд. Понимаешь, я ж где мотаюсь? Все по полям да по колхозам. Ты ж знаешь, какие у нас дороги. И что мне? Бить свою «бмвушку»? Да лучше я эту угроблю и выброшу, дешевле будет, чем в «бмвухе» масло поменять.
Он внимательно посмотрел на Людочку, не круто ли он ляпнул про BMW, это у него случайно получилось, просто мимо проехала одна беленькая «пятерочка».
– У тебя есть BMW? – Людок наживку проглотила.
– Да, служебная… – Герман небрежно кивнул. – В гараже стоит. Скоро покатаемся. Банкиршу свою провожу, возьму недельку отгулов. Заработался – сил нет.
– Банкиршу?
Банкирша тоже выросла на ровном месте. Герман заметил рекламный щит «Сбербанк всегда с вами», и сам не успел опомниться, как в его легенде возникла банкирша.
– Людок, я что, не говорил тебе? Работаю сейчас на одну банкиршу. Скупила здесь колхозы, а сама в ЛАндон. Но мне-то хорошо, чем дальше от начальства, тем лучше. А то, ты знаешь… Она баба нервная – жуть!
– «Минуй нас пуще всех печалей и барский гнев, и барская любовь», – вставила Людочка из школьной программы.
– Эт точно! – усмехнулся Герман. – А я тут счета ее контролирую. Знаешь, какие суммы?
– Какие?
– Ох, Людка! Нам с тобой и не снилось!
Подводка к следующим анкетным вопросам прошла удачно, после этого Герман спросил:
– Ты сколько зарабатываешь?
– Ну… – замялась девушка.
– Ой, извини, извини! – отступил Герман. – Прости, я знаю, неприлично спрашивать…
– Да, ладно, – Людок задумалась, подсчитывая активы. – Ну… в школе у меня двадцать пять выходит… И репетиторством…
– Ой, и не рассказывай! В две смены баба пашет! За копейки!
– Да ничего, мне хватает. Я репетиторские даже не трачу, все на депозит кладу.
– Люда, как ты тянешься! Я тобой восхищаюсь!
Герман действительно глядел восхищенно, чтобы изобразить натуральное восхищение, ему пришлось всего-навсего широко распахнуть глаза. Он тут же погладил даму по ладошке и облизнулся:
– А колечко это сама купила? Или кто подарил?
– Сама…
Мадам застеснялась, но не без гордости, колечко было хоть и с маленьким, зато брильянтиком и надевалось по особым случаям.
Герман даже расстроился. Что ж так легко-то Людмил Иванна, дорогая наша, проглотила крючок? «Слушать не умеет, внимания – ноль. Как им только детей доверяют? – возмущался ее наивностью Герман. – Хоть бы разок что спросила! Ну хоть один бы вопрос задала! Си-идит она – уши развесила».
Пробка из города двигалась медленно. Герману осталось минуты три до моста, но «семерка» опять задымилась. Да так густо, как из чайника с кипятком повалило из-под капота. Герман засуетился, выкручивал к обочине и показывал соседним машинам:
– Пусти! Пусти-и-и! Ну, мужик, ну что ты, не видишь? Горю!
Он заглушил мотор, выскочил из машины, открыл капот – и оттуда вырвалось пламя.
Такого «старуха» еще не вытворяла. Система охлаждения накрылась, двигун перегрелся, масло закипело и вспыхнуло.
Вся пробка уставилась на огонь, а Герман метнулся к багажнику, достал бутылку воды и тихо-мирно, без паники все затушил.
– Выкини эту жестянку! – кричали ему с дороги.
– Выкину, выкину… – бормотал он и на всякий случай держался спиной к дороге.
Пока машина остывала, Герман набрал свою вкладчицу. Просто так взять и резко исчезнуть наутро после ограбления он не рискнул. Вкладчицу нужно обязательно продержать на связи еще хотя бы сутки, это было одно из правил безопасности.
– Горю! Людок! – он доложился.
– Как там у тебя? – затрепетала абонентка.
– Все, загрузились, – Герман громко вздохнул. – Теперь самое главное – на экспертизу.
– Ох, что-то я волнуюсь… – Людмил Иванна нервничала. – Кто его знает, какой там эксперт?
Эксперт, согласно легенде, свой человек, который сидит на элеваторе и оценивает зерно по категориям. В логической цепочке он играл ключевую роль, благодаря этому вымышленному эксперту вымышленное фуражное зерно прошлого года превратится в новый урожай первой категории, отсюда и появится воображаемая разница в цене.
– Эксперт? Не согласится? – засмеялся Герман. – Ты что, Люд? Кто ж кушать не хочет?
Мимо проехал «КАМаз» и очень кстати зарычал, как положено рычать «КАМазу» с зерном.
– Людочек! Тут такой ажиотаж, выгребают последнее!
– Герман! Мы тут все тебя ждем! – оживились на проводе. – Девчонки мне звонят. И Томка, и Любка… Спрашивают, когда ты вернешься?
– К вечеру буду. Скажи девчонкам, пусть не волнуются.
«Девчонки», про которых говорила Людмила Ивановна, были ее коллегами. Все они тоже принимали участие в сделке, точнее, все были вкладчицами Германа. Нет, он не собирался окучивать всю школу, и не дерзнул бы ни за что на групповую аферу. Но, как говорится, все вышло спонтанно.
5
Первый раз «семерка баклажан» появилась у школы на второй неделе знакомства. Публичные знаки внимания женщинам льстят и внушают доверие к мужчине, который открыто показывает свое присутствие, поэтому Герман собрался заскочить, погулять с клиенткой в парке, и, ссылаясь на хлопоты по делам своей банкирши, попрощаться до завтра. Да, и еще один момент: появление должно быть неожиданным, сюрпризы ослабляют критичность восприятия.
Людок, в народе Людмила Ивановна, вела шестой урок в восьмом классе. Она устала, и дети устали, класс гудел… За окошком был май. «Смерть Ермака», да еще наизусть, никто не выучил. Дети хотели на каникулы, а уж