– Ну, все, пока… – сказал он и что-то забрал с вешалки, то ли плащ, то ли куртку.
– Пока… – жена ему ответила и посмотрела на пустой крючок.
Александр Иваныч отвернулся, вышел на крыльцо, и тут она ему вдогонку закричала. Закричала от страха, ее испугала непривычная пустота на вешалке, в том месте, где обычно висела его одежда. Он сел в машину и отъехал, а жена за ним бежала по мокрой осенней дороге, смешная, уставшая, в неуклюжем халате.
– Саша, подожди! – она кричала. – Я не хочу тут жить! Я не хочу жить в этом доме! Я не могу тут одна!
Александр Иваныч остановился.
– Куда ты бежишь? – он спросил. – Ну куда ты бежишь?
– Не могу! – кричала она и бежала за ним. – Не могу!
Александр Иваныч затащил жену в машину и повез к старшему сыну. Всю дорогу она кричала на него как воспитательница на проказника.
– Нельзя! Ты понимаешь? Так нельзя! Не смей!
Александр Иваныч объяснил невестке:
– У матери истерика. Пусть побудет у вас…
С того дня он не видел жену полгода. Дети ему говорили, что мать успокоилась, готовит к весне новый утренник, и он сообщал сыновьям, что у него тоже все в порядке, младенец растет и бизнес идет отлично. Вторая жизнь началась, и все к ней потихоньку привыкали. Но неожиданно в апреле Александр Иваныч снова попал в больницу. Врачи сказали, что осталось ему месяца два. Умирать он приехал к Малыше.
В последние дни ему было очень больно. Он корчился в приступах, и в эти моменты выглядел уродливым и старым. Он не хотел пугать Малышу, махал ей, чтобы она ушла. Она стояла за дверью, слушала, как муж стонет, и зажимала себе рот.
В последний свой день Александр Иваныч несколько раз терял сознание. К вечеру его отпустило, он позвал жену к себе, хотел говорить, но у него не получилось, язык не слушался. Он улыбнулся и заставил свои губы двигаться.
– Прости, – он выдавил.
Жена молчала, целовала его руки. Медсестра заглянула к ним в комнату, увидела застывшее как маска мертвое лицо на подушке и сказала кому-то на кухню:
– Все.