– Чуть ребенка не снес, так жить торопится, – усмехнулась Олимпиада Васильевна и строго глянула на детей: – Чего вам, болезные?
Надя помахала знакомым ребятишкам и отошла к окну. Она хотела посмотреть, куда отправится мужчина, а окна детского отдела как раз выходили на главное крыльцо.
Он вышел, закурил, посмотрел на часы. Уже пошел прочь от библиотеки, но что-то привлекло его внимание: он остановился, повернулся куда-то в сторону и затянулся сигаретой. Надя проследила за его взглядом и заметила пару у памятника на площади. Высокий мужчина и кто-то еще. Низкая женщина или девушка в длинной куртке, а может, подросток? С такого расстояния не разглядишь, но Петровича эти люди сильно заинтересовали. Когда они ушли, он пошел следом, и вскоре площадь опустела.
– Надежда! – окликнули ее. – Во взрослый отдел пришли, иди узнай! И проверь, закрыт ли архив, а то с этого станется.
Ключ архива приветливо торчал в замке. Чертыхнувшись, Надя спустилась и пробежалась по подвалу оценивающим взглядом. На столе лежали вынутые из стеллажа папки, мусорная корзина полнилась пожелтевшими бумагами, бесценные документы валялись на полу. Она шагнула вперед, но тут же остановилась. Наводить порядок было бесполезно – завтра он снова придет и продолжит свое дурное дело. Поджав губы, Надя покачала головой, провела рукой по стене, словно пытаясь поддержать старый архив, выключила свет и ушла, заперев за собой дверь.
Ее мысли уже были поглощены неизвестными людьми, за которыми следил незваный гость. То и дело она возвращалась к окну, надеясь снова увидеть две фигуры в темных осенних куртках, но площадь пустовала.
Удача улыбнулась ей лишь к концу дня. Среди возвращавшихся с работы и просто гуляющих людей промелькнула уже знакомая пара, на этот раз в компании детской красной курточки. Крикнув Олимпиаде, что сейчас вернется, Надя прыгнула в сапоги и побежала на улицу.
Холодный ветер чуть не сшиб девушку с ног, и она запоздало вспомнила об оставленном в библиотеке плаще. Времени возвращаться не было – те люди могли уйти, – и она, потирая предплечья, поспешила на площадь, к яркой красной куртке. Девочка держала за руку женщину в длинном пальто и темном платке и крутилась на месте от скуки. Женщина же беседовала с высоким мужчиной, в котором Надя признала Эльдара. «Кто же еще», – вздохнула она и прибавила шагу. Мало того что Олимпиада вдруг про него вспомнила, так теперь за ним еще и следят. И, надо же, именно сейчас!
Подслушать разговор девушка не успела: когда она подошла, женщина уже собиралась уходить. Ее последние слова Надя совершенно не поняла, но понял Эльдар и с благодарной улыбкой что-то ответил. Женщина кивнула и дернула дочь за руку, призывая к вежливости.
– Сау булыгыз, Эльдар-абый[1], – тихо сказала девочка и тут же стеснительно спряталась за спину матери.
– Сау бул[2], – улыбнулся он и обратил внимание на подошедшую Надю.
Женщина тоже ее заметила, неразборчиво что-то сказала и потащила девочку в сторону.
– Здравствуйте, Надежда Дмитриевна! – вывернулась та. – Əнием[3], мне надо книги взять.
Та резко ответила на незнакомом языке и продолжила идти. Девчушка, ничуть не унывая, помахала Наде рукой и поспешила за матерью.
– Кто это был? – спросила девушка у Эльдара, когда мать с дочерью уже не могли ее услышать. – Я ничего не поняла.
– Зайнаб. – Улыбка слезла с его лица, как только женщина скрылась из поля зрения. – Неделю за ней гонялся, и то пришлось грузчиком поработать. Повезло, что она вообще согласилась со мной разговаривать. Почти уверен, что она готова была меня убить за мой татарский. А ведь родной язык…
Надя уставилась на него, не зная, о чем спросить сначала. Эльдар тоже посмотрел на нее и цокнул языком.
– Опять закаляешься? Пошли-ка в тепло, пока не замерзла. У меня есть время до работы, расскажешь, что случилось.
– Случилось?
– Ты выскочила на улицу без верхней одежды в такую погоду. Думаю, на это есть серьезная причина.
– Есть, но теперь это не так срочно. Я думала, тут кто-то незнакомый, а с тобой я всегда могу встретиться.
Эльдар приподнял брови и открыл перед ней библиотечные двери. Их окутал теплый, влажный после мытья полов воздух. Надя с наслаждением растерла руки и села на скамейку у батареи.
– О чем ты с ней беседовал? Я думала, ты собирался поговорить со знакомыми архивариуса.
– Ты сначала скажи, зачем на улицу поперлась, – поморщился он. – А потом уже вопросы задавать будешь.
Надя прижалась к батарее и в двух словах пересказала тяготы последних дней, начавшиеся со стопки конвертов от горисполкома. Закончила тем, что мужчина по отчеству Петрович с противными ямочками на щеках следил за Эльдаром и Зайнаб с середины дня и может следить и дальше, а Фрекен с Надей сильно его разозлили, отказавшись открыть кабинет архивариуса.
– М-да, – вздохнул Эльдар и сел рядом. – Что ж, теперь, когда по наши души опять придет проверка, ребята будут знать, кто в этом виноват. Надеюсь, его хотя бы повеселили мои сегодняшние злоключения. Наверное, было очень забавно смотреть, как я ношу мешки картошки, торгуюсь за ремонт машины ее покойного мужа и забираю из школы ее дочь.
– И почему же ты все это делал? – Надя представила Эльдара за хозяйственными занятиями и не смогла сдержать улыбку.
– Зайнаб – вдова шахтера с тех фотографий. Он один из пяти близко общавшихся с архивариусом человек и один из трех, чьи следы мне удалось отыскать. Он умер от пневмонии лет пять назад, и с тех пор Зайнаб зла на весь мир и тем паче на весь этот город.
– Наверное, она просто скорбит о нем?
– Не знаю. Но что она ни с кем здесь не общается – это точно. Я был уверен, что она и меня к себе не подпустит, но, видать, татарские корни помогли.
– При чем тут это?
– Да при всем, ты же слышала, она только по-татарски и говорит. А уж как ее злит, что муж лежит на одном кладбище с христианами! – На недоумевающий взгляд Нади он лишь дернул плечом и скривился: – Да, да, кладбище общее, но все же знают, кто верит в Иисуса, кто в Аллаха, а кто – в Маркса и Энгельса. Для Зайнаб это очень важно. Она напоминает мне