Та, вытирая слезы и не выпуская Надю из объятий, велела писать ей каждую неделю и грозилась приехать сама, как только окончательно решит распрощаться с Шахтаром. Наде тоже хотелось плакать, но как только она начинала шмыгать носом, медсестра тут же начинала сетовать, что будущей матери нельзя слишком много переживать. Женя, услышав это, заметил, что тридцатипятиградусная жара, стоящая в Шахтаре, тоже будущей матери совсем не полезна и им надо было уехать раньше. Девушки только обиженно глянули на него, и больше мужчины не мешали им прощаться.
– Передай Эле, что я буду скучать, – попросила Надя вполголоса. – И пусть обязательно тоже пишет.
– Передать-то передам, только он все равно писать не будет, – сквозь слезы улыбнулась Лена. – Ты же его знаешь. Но, если пропадет, пиши мне. Уж я-то на него управу найду!
Издалека послышался перестук колес, поезд громко загудел, чтобы отогнать людей от края платформы. Все подхватили сумки и приготовились к быстрой посадке.
– Беременную вперед пропустите! – зычно крикнул Костя, и Надя густо покраснела.
– Покажешь билеты и сразу иди в купе. С вещами я сам разберусь, – велел Женя, и девушка вдруг оказалась впереди всех, прямо перед тормозящим у платформы составом.
Из тамбура спустилась проводница, за ней, к общему недовольству, начали высаживаться люди. В толпе приезжающих мелькнули темно-синие прокурорские кители.
– Кого только нелегкая принесла, – проворчал Костя у Нади за спиной, пока та торопливо показывала проводнице билеты и паспорта.
Быстро, чтобы не задерживать остальных, она дошла до нужного купе и сразу бросилась к окну. Лена уже махала ей рукой с платформы, Костя рядом с ней вытирал пот со лба. Позади Нади в купе с шумом ввалился Женя, поезд качнулся и медленно тронулся. Друзья и другие провожающие пошли следом, не переставая махать и кричать что-то подбадривающее. Прижавшись к стеклу, Надя смотрела на друзей, на маленький вокзал, на вылезших из-под платформы любопытных серых кошек, которых было запрещено кормить, и думала, сколько еще тайн и секретов прячет Шахтар за древними традициями и необычными правилами.
Когда вокзал скрылся за деревьями, она, наконец, отвела взгляд от едва различимого городка, в котором больше нельзя было разглядеть ни больницу, ни библиотеку, ни лесок, где раньше стояло общежитие. Впереди лежал Черный хребет, и с каждым стуком колес он становился все больше. На склонах проступали кусты и редкие цветы, трещины и уступы, пробегали напуганные животные, а кто-то, наоборот, останавливался и с любопытством глядел на проезжающее железное чудовище.
Не успела Надя насладиться видом, как на глаза упала черная пелена, а в открытое окно ворвался освежающе холодный воздух: поезд вошел в тоннель, отделяющий Шахтар от мира за горами. Она отвернулась от окна и посмотрела на мужчину напротив. Женя тоже смотрел на нее, и его взгляд был наполнен любовью и восхищением. Не сдержавшись, она улыбнулась ему в ответ, наполняя улыбку такой же любовью, и вагон осветило солнце. Чужие секреты, мифические чудовища и люди, ставшие чудовищами, остались по ту сторону тоннеля. Впереди ее ждали только тайны неизведанного пока материнства, и Наде не терпелось раскрыть их. Наклонив голову, она в последний раз взглянула на уменьшающийся горный хребет. Этот последний взгляд вдруг открыл ей очень важную вещь, и девушка незаметно вздохнула. В одном тихом вздохе смешались тоска и облегчение.
Она поняла, что больше никогда не вернется в Шахтар.
Примечания
1
До свидания, дядя Эльдар. (Тат.)
2
Пока. (Тат.)
3
Мама. (Тат.)