– Ничего себе! Как она догадалась?
– Она сказала, что у них на улицах тоже ходили цыганки, причем много, пришлось учиться жесткому отпору, чтобы не ходить голой и безденежной, потому что порой они налетали целой гурьбой, успевали срезать цепочки, снять часы, кольца, карманы резали… Но эта история не одна. Годом позже я ехала с тех же танцев, кстати. Точнее, стояла на платформе в ожидании электрички. Так быстрее было, чем на автобусе ехать. Я была одна. Друзья, с которыми мы обычно вместе ездили домой, не поехали. Подходит ко мне цыганка и каким-то властным голосом заявляет, что будет мне гадать. Подробностей не помню и даже не помню, пыталась ли я сопротивляться, но она начинает мне гадать. И для этого надо дать ей денежку. Я думаю: ну ладно, дам ей немного, я ж не совсем ку-ку, соображаю. Даю ей сто рублей, она их как-то свернула и говорит: «Надо теперь крупнее денежку, завернуть одну в другую. Не бойся, я тебе их верну». Я верю (дура ведь, да?) и даю еще пятьсот рублей. Она их заворачивает и начинает снова петь песню о еще одной купюре. Тут я уже понимаю, что это походит на наглость, так как на тот момент по роковой случайности у меня в кошельке было около трех тысяч рублей разными купюрами. И я отказываюсь. Но эта цыганка, продолжая говорить о гадании и о чем-то еще, просто внаглую сама залазит ко мне в кошелек и вытаскивает оттуда мои деньги, еще полторы тысячи (пятьсот рублей и тысячу, может, и больше взяла, не помню, – она же следовала логике увеличения достоинства купюр). Быстро, ловко и с явным опытом шаря в моем кошельке, цыганка продолжает вещать о гадании и о том, что все мне вернется. Я некоторое время простояла в ступоре от такой наглости. Недолго – чтобы она закончила свою речь и ушла, – но достаточно, чтобы позволить ей вытащить эти деньги и похозяйничать в моем кошельке. Моя реакция и сопротивление заключались в том, чтобы потребовать деньги назад. Конечно, сначала тихо, потом я кричала. А цыганка уже с чувством видимого удовлетворения и выполненного долга уходила на край платформы.
Из всех людей только один мужчина попытался заступиться за меня, потребовав у цыганки «вернуть девочке деньги». Но тут, по классике жанра, изо всех щелей сбежались другие цыганки и насели на мужчину с криками. И он ретировался. Я уехала без денег, которые должна была отдать в тот день родителям, со слезами на глазах, с чувством опустошенности, да к тому же еще и с этой сворой в одном вагоне….
– Блин, меня бы мама прибила, и они с папой припоминали бы мне эту историю до конца моих дней.
– Ну, у меня обошлось, мама как-то посочувствовала, поняла. Но мне и самой тогда было так противно, что я с тех пор их просто ни на шаг к себе не подпускаю, потому что помню, как она меня своими заговорами в ступор ввела. Это просто гипноз какой-то. Стоит остановиться и заговорить – уйдешь с пустыми карманами и без кошелька.
Родители мне тогда объяснили, что важно в целом быть бдительной. Дело не в цыганах, знаешь ли, они же не все такие, а конкретная группа… Есть люди, которые ищут, кого бы облапошить.
Вита молчала.
– У тебя строгие родители?
– Наверное, да, а папа – вообще капец, убить может, мне кажется. Даже мама от него скрывает какие-то вещи, потому что знает: если он разойдется, то всем будет плохо.
– У меня дядя такой, муж маминой сестры. Сейчас, извини, звонит кто-то.
Алло, мам? Да, я иду с группы. Мы тут с девочкой одной идем, ее Вита зовут, она тоже в группу ходит. Да, все хорошо, мы уже автобус ждем.
Мама. Она постоянно звонит мне по сто раз на дню, – Ирина улыбнулась и немного закатила глаза. – Так вот. Мой дядя такой, но они живут далеко, я только иногда слышу истории про него. Но я не знаю, как бы я жила, если бы у меня был такой папа. Я так часто косячу, мне кажется, мне прощают все время. Но я думаю, это потому, что за несколько лет до меня у мамы должен был быть ребенок, типа мой брат, но он умер в младенчестве. Там, что ли, болезнь какая-то, я всего не знаю, а мама не распространяется на эту тему. Она меня никогда не ругает, но часто задалбливает всякими звонками, СМС, беспокойством и т. п.
– Сочувствую про брата.
– Да я его не знала, я как-то не переживаю на эту тему.
– А у тебя родители знают, что ты ходишь в группу?
– Да, я маме рассказываю все. Почти, – Ирина снова улыбнулась.
С ней было как-то легко, хотя последние слова Ирины вызвали у Виты небольшой укол зависти, правда, ненадолго. Вита не представляла, каково это – иметь такие отношения с мамой, поэтому чувство очень быстро прошло и сменилось интересом. Девочки сели в автобус и продолжили болтать.
История 27. Максим. Не хватает родителей
– Привет. Меня зовут Максим. Я тоже расскажу свою историю. Я второй ребенок в семье, а по факту – четвертый (до нас не выживали дети).
Ирина даже дернулась и стала внимательно слушать историю Макса. Ее брат тоже умер до нее, ей вдруг сразу стало очень жаль Макса, и с первых слов эта история ее зацепила.
– Сестра, старшая, родилась с нарушением слуха, наверное, все оттуда и пошло. Сестре мама уделяла много времени, я же рос «нормальным», и от мамы получал мало внимания, однако на меня всегда делали ставку: я ведь не глухой, плюс парень, как они говорили. В три года меня отдали на воспитание бабушке, я там жил до семи лет; конечно, жил и с родителями тоже, но чаще у бабушки. Я не жаловался, мне нравилось там, но по родителям я всегда очень скучал. Наша семья была обычной, а в моем классе в начальной школе было много детей богатых родителей. Сестра училась в той же школе в коррекционном классе, среди таких же детей. Мне же достались одни снобы. Хотя я хотел дружить со всеми ребятами, один мальчик в начальной школе стал меня постоянно бить – просто так или потому, что я хотел дружить с богатым одноклассником, но считалось, что я этого якобы не достоин. Класс не менялся