– Так уж и обсуждает?! Мы не для того пришли в Германию, гер Мартин, чтобы просто так отсюда уйти, – сказал он.– Откуда вы знаете, что две Германии станут единой?
– Туй майне юнге, что –нибудь слышал о гросмуттер Ванга из Петриче –это в где–то Булгар?
– Да вроде бы что–то слышал, –ответил Русаков, вспоминая статьи в советской прессе.
– Она предсказала, что Берлин стена – берлинер мауэр капут, и то, что было разделено на два, вновь станет айнц.
Сашку в какой–то момент бросило в пот. Слова старого немца, что русские уйдут из Германии, настолько проникли в его сознание, что он представил себе, как целое государство в один миллион человек, сев на поезд, на машины, и танки, вернется на Родину, где нет ни гарнизонов, ни больниц, ни детских садов, ни школ. В его голове такие фантазии не могли найти своих границ, ибо он даже не мог вообразить, что такое вообще возможно.
– Пусть будет так, но ведь это ничего не меняет гер Мартин.
– А Керстин?! Ты подумал о ней –ты же мужчина. Я больше не могу ни на кого положиться. Дни мои сочтены, их бин кранк мейне ист крибс. Это есть рак – рак, не пройдет и айне яре, как я окажусь там.
Старик закатил к потолку глаза, и показал на него пальцем.
Русаков взглянул на девушку. Керстин жалостливо улыбнулась, и кивнула головой, как бы умоляя Сашку совершить настоящий мужской поступок.
– Хорошо, –сказал Русаков, –пожалуй, я соглашусь. Но где гер Мартин гарантии, что я не обману вас?
– Гарантии? Гарантии это гуд– корошо, –сказал гер Грассер. –Я ахт яре был русиш плен. Я никогда не поверю, что русский юнгеманн может нарушить слово. Туй ест сын руссише официр….
– Да вы правы гер Мартин. Я быстрее умру, чем смогу нарушить данное слово, потому, что я сын русского офицера.
Старик развернул карту и сказал:
– Дизе вертшлюсельт –зашифрованы координатен дер базен агентур «абвер». Дизе, дизе унд дизе, здесь –их всего зекс –шесть. Там ист гевер –оружие, шпрингштофф –взрывчатка, мунитион –боеприпасы, унд радио –радиостанция, но там нет –кайне гельд –нет денег. Этот гер оберст, из отдела «Валли –2» еще тот шулерман. Он адмирал Канарис «шпиле гешпринкельт картен» и предчувствовал, что рус «иван» начнут наступать до того, как фюрер окончит подготовка план операции «Кремль». Он заген майор Шперрер, майне командир «абвергруп» «Пехфогель» не спешить с размещением агентур гельд.
Для Русакова такая информация рассказанная Мартином Грассером была словно ушат холодной воды вылитый ему на голову. Он учил историю, смотрел кинофильмы про войну, но даже не имел представления, что холеные немецкие офицеры были тоже с душком –как и все те, кто наживался на войне, и не прочь были поживиться очередной раз.
– После гроссе криг унтер Москау зима айнфирцишь яре, мы начинать кляйне –кляйне понимать, что криг с руссиш «иван» алес шпиле –проигран. Кампфе –бои за Ржев стал начинать апокалипсис, который нам устроил руссиш зольтат.
– Что выходит полковник «абвера» украл эти деньги? – спросил Русаков, не веря в рассказ старого немца.
– Я натюрлих – представь себе да, –сказал старик на ломаном русском и, взяв хрустальную пепельницу, аккуратно затушил в ней окурок сигары.–Норд штат Сычефка фир киломитер ист хирр. Их бин зихен –уверен, что его ни кто не нашел– нихт гефунген хат.
– Да я понял – их бин ферштейн, – сказал Русаков и, свернув карту, отдал её Керстин вместе с блакнотом.
Керстин улыбнулась старику, и взяв Сашку за руку.
– Ком мит мир–гейн майне цимер –пойдем в мой комната. Хочу показать тебе, как я живу, –сказала девушка. Русаков поднялся следом за Керстин и оказался в уютной комнате по–средине, которой стояла широкая тахта. Его удивило всё. Удивило то, что немецкое жилище, ничем не отличается от русского. Удивил ковер, расстеленный на полу, а не висящий, как в Союзе на стене. Удивляло и то, что комната её была скорее похожа на комнату парня, а не девочки подростка. Кругом висели плакаты и постеры из молодежных журналов «BRAVO», с фотографиями любимых и популярных в те времена английских и американских групп. Соседствовали с ними проспекты шикарных машин и японских мотоциклов. Еще его поразила цветная фотография размером с хороший плакат. На ней был он, вместе с Керстин. В тот миг, их сфотографировала Эрика.
Огромное количество всевозможных цветов, превращали её комнату, в цветущий оазис. Видно было, что Керстин обожала их, и все свое время, посвящала разведению. Керстин не теряя времени и сгорая от страсти, завалила Сашку, на тахту, и, не дожидаясь, активный действий от своего юнгемана кинулась к нему.
Русаков от такой неожиданности даже опешил. Он не представлял, что Керстин, способна на такие страсти–мордасти, которые в Советском союзе были под запретом. Он потянул её за отворот замшевой юбки. Керстин была прекрасна, как Афродита на полотнах великих мастеров древнегреческой эротики. Русаков, открыв рот, очарованно смотрел на девушку и не мог сдвинуться с места.
– А если вдруг твой дед….
– Найн, найн, найн –не бойся! Мой гросфатер, никогда не заходит май цимер…. Ком–ком цу мир –я хочу любить тьебя, –сказала девушка, протягивая к парню руки.
И Русаков сделал этот шаг. Сделал, вопреки своим юношеским страхам и мнимой эротофобии, которую он сам себе когда–то придумал. Керстин почувствовав юношескую робость, обняла его за шею и потянула следом за собой, страстно лобызая его в припухшие губы, и в лицо, которое еще пахло озерной водой.
Русаков не мог больше сопротивляться своим чувствам, которые взорвавшимся инстинктом рвали его на части. Отдавшись во власть этой девчонке, он неуклюже плюхнулся на диван рядом с Керстин. Её тело, её волосы пахли французскими духами. Таких запахов ему раньше не доводилось ощущать. Так ароматно и возбуждающе не пахла, ни одна его одноклассница, с которыми ему доводилось учиться и танцевать на школьной дискотеке. В тот миг ему стало настолько хорошо и приятно, что он блаженно простонал.
Русаков не мог больше сопротивляться своим романтическим чувствам, которые взорвавшимся инстинктом рвали его плоть. Отдавшись во власть этой девчонке, он неуклюже плюхнулся на диван рядом с Керстин. Её тело, её волосы пахли французскими духами. Таких запахов ему раньше не доводилось ощущать. Так ароматно и возбуждающе не пахла, ни одна его одноклассница, с которыми, ему доводилось учиться, и танцевать на школьной дискотеке. В тот миг ему стало настолько хорошо и приятно, чуть не свихнулся от проснувшихся чувств.
Сашка обнял немку, и гонимый природным инстинктом, неумело прижался к ней. Её тело было, словно пластилиновое и прямо