Руки Русакова скользнули по клавишам пианино, стоящему около стены, и его палец остановился на последней клавише, которая выдало последнюю ноту -до.
– Вас ист лус, – спросила Керстин, на родном языке….
– Я не знаю – я боюсь, – сказал Русаков, еле себя сдерживая.
– Туй нихт хаб кайне абст, – ответила Керстин. –У нас в ГДР кому исполнилось зехцейн яре учителя выдают «предохранители» – Kondome, чтобы мы лернен, а кайне киндер гемахт, – сказала она.
Русаков отключив инстинкты, жевал финский солями, запивая его гадким и горьким пивом «Радеберг». Оно было совсем не вкусное и противное, но ему ничего не оставалось делать, как ждать, ждать и ждать своего совершеннолетия.
И пусть она была немка…. И пусть она по вероисповеданию лютеранка, и пусть даже её дед был солдатом и воевал там – на Восточном фронте против наших. Сейчас для него это было уже не важно. Он был неимоверно влюблен. Он любил, и ему ничего больше не было нужно от этой жизни. Даже тайна, которую ему открыл дед, померкла по сравнению с этим.
Увидев слезы, на глазах Керстин, Сашке показалось, что ей на душе больно – больно осознавать тот факт, что великое государство всего через сорок лет сравнит романтику и чувства первой любви с грязной похотью.
Глава двадцать восьмая
По следу
С нескрываемой радостью «Молчи», словно ветер, ворвался в кабинет, своего папаши – полковника Шабанова, и, торжествуя победу, положил ему на стол увесистую папку.
– Ну, что там у тебя сынок?! – спросил тот, и, кивнув в сторону кресла, предложив присесть.– У тебя что понос?
– Батя! Это дело господина Корейко, – ответил оперуполномоченный, переводя разговор в шутку. Усевшись в кресло, Михаил достал сигарету:
– Батя, а можно закурить, – спросил он.
Полковник кивнул головой и сказал:
– Кури, я только двери закрою….
Закрыв дверь в кабинет, отец присел напротив и приготовился слушать.
– Есть батя – есть, я нарыл, – радостно и с восторгом сказал, «Молчи». Три месяца поисков по архивам, и у меня в этой папке то, что, возможно, станет настоящей сенсацией, если это обнародовать!
– Ну, давай, потрясай, меня сынок, не томи душу, – сказал полковник.
– Короче так –слушай! Этот старичок-моховичок Мартин Грассер, парень совсем, не простой. Я тебе уже говорил, что он был призван в местную школу «абвера» в Дабендорфе на должность связиста. А на самом деле служил в «абверкоманде –209 Пехфогель», денщиком.
– Ну, и что этот денщик может знать–он свое отсидел в нашем плену?! Во время войны, он своему офицеру чистил сапоги, да пожрать готовил, чтобы тот не сдох от голода! –сказал полковник, не проявляя никакого интереса.
– Да, да батя, он сам пешка! Я с тобой не спорю…. Но его командир, которому он чистил сапоги –ни кто иной, как майор Вальтер Шперрер…. В июле сорок первого года, недалеко от Вязьмы, его диверсанты, устроила засаду нашим нквдешникам. Предполагается, что его группа захватила конвой с сокровищами, которые эвакуировали в Москву из смоленского банка. Накануне, перед тем, как немцы вошли в Смоленск, по приказу Берии, из государственного банка в Смоленске, конвойной ротой НКВД, были вывезены все сокровища и ценности, которые там хранились. Так вот их след затерялся, как раз под этой самой Вязьмой. До сих пор, ни кто не видел, и ничего не знает об этих драгоценностях. И куда они делись….
Полковник нахмурил брови, привстал с кресла, и, достав сигарету, тоже закурил, что выдавало его волнение:
– Так-так, давай сынок, продолжай дальше, что же там за сокровища, такие?!
– По показаниям свидетелей, конвой был захвачен и разграблен немецкой командой «абвера». Позже группа специального назначения НКВД, капитана Королькова старалась выйти на след конвоя, но всё было безрезультатно. Возможно, что майор, тогда еще гауптман Шперрер, успел перепрятать ценности еще до подхода танков Гудериана, или каким-то способом эвакуировать их в тыл. Осенью сорок первого года, он был представлен к рыцарскому кресту и Гитлер, лично наградил им капитана Шперрера за какой-то подвиг.
Полковник задумался, и сказал:
– Миша, а ты считаешь, что именно майор Шперрер причастен к захвату конвоя?
– Я батя, даже в этом не сомневаюсь! На это указывают ряд косвенных доказательств…. Сокровища больше нигде, ни появлялось до настоящего времени. Они, как в воду канули. По показаниям пленных из группы «209 – Пехфогель» известно, что несколько пустых сейфов с инвентаризационными номерами смоленского банка были обнаружены вместе с разбитой машиной в речке Вазуза межу Сычевкой и Ржевом.
Ровно через девять месяцев после пропажи конвоя, и, после операции в Сычевке, появился куратор из ставки. Это был полковник Генрих фон Риттер. Он доставил приказ о начале операции «Кремль».
– А какое он имел отношение к этому майору Шперреру, – спросил полковник.
– Пока еще не знаю…. Хочу навести справки в дрезденском отделении архива контрразведки ШТАЗИ. Мне бы батя, как-то с ними связаться.
Полковник присел за стол, взял телефонную трубку и, дождавшись ответа, сказал:
– «Ранет» – это полковник Шабанов, особый отдел –дай мне голубчик «Лиру». Алло «Лира», соедини меня с «Кактусом». «Кактус» –полковник Шабанов, дай мне сынок, генерала Широкова.
Трубку взял начальник, старший офицер связи аппарата уполномоченного КГБ по координации со службой МГБ ГДР.
– Алло Владимир Александрович, это вас полковник Шабанов беспокоит. Да–да он самый «Центральный». Хочу завтра к вам в Дрезден своего оперативника в командировочку отправить. Примите? Ему бы с вашими дрезденскими коллегами из контрразведки ГДР поработать…. Да, дела давно минувших дней, –сказал Шабанов.– Эхо прошедшей войны!
Пока полковник общался по телефону с начальником первого отдела КГБ первой танковой армии, расквартированной в Дрездене, «Молчи» ерзал в кресле, предчувствуя интересную поездку в легендарный и до безумия красивый город. Полковник Шабанов, положил трубку, и вдохновенно сказал:
– Так сынок, утром выезжаешь в Дрезден! Командировочный я тебе подпишу. Найдешь там директора дрезденского дома дружбы СССР – ГДР майора Путина Владимира Владимировича. Он тебя представит немцам. Вот там у них в их архиве и пороешься…. Узнай, что это за птицы такие – полковник Риттер, и какое он имеет отношение к майору Вальтеру Шперреру.