Мы представляемся, и Хелена как можно короче излагает своей матери, зачем мы приехали с ней повидаться. Одновременно она хлопочет по комнате, прибирается, выбрасывает использованные «клинексы» и влажные салфетки, придает постели вид поопрятнее. И лишь после этого приветствует мать как следует, целует ее и крепко обнимает. Мать на объятие отзывается с охотой, радуясь человеческому теплу, пусть толком она и не понимает, кто ее обнимает.
Вы, значит, пишете диссертацию? — говорит мне Маргарет, когда представления завершены. Ее это вроде бы удивляет. По книгоизданию?
Все верно. Я пишу главу моей диссертации по истории «Ньюмена и Фокса».
Вот тебе возможность поговорить о былых днях, говорит Хелена матери, одобрительно кивая и усаживаясь на кровать. В комнате всего один стул. Я занимаю его, а Прим усаживается на кровать рядом с Хеленой.
Что ж, конечно, я с радостью расскажу вам все, что смогу, говорит Маргарет. Вот уж никогда не думала, что кому-то когда-нибудь понадобится использовать меня в качестве… исторического источника! Что вы желаете узнать?
Начало многообещающее, однако все оказывается не так-то просто. Мне не хочется сразу брать быка за рога, а потому я задаю несколько общих вопросов о «Ньюмене и Фоксе» и об их месте в британском книгоиздании 1980-х, а это уводит нас во всевозможные ответвления и отклонения от основной истории. Она принимается рассказывать о какой-то старой писательнице по имени Берил Бейнбридж[89] и как они хотели ее «увести» у другого издателя, что, без сомнения, было б интересно, если б я вообще слышала о Берил Бейнбридж, но я не слышала, ну и что, это Маргарет никак не останавливает, она пускается в долгий рассказ о том, как они с Берил Бейнбридж однажды обедали, и это явно стало одним из ярчайших событий в ее жизни (в жизни Маргарет то есть, не в жизни Берил Бейнбридж). С трудом я направляю ее на тему того, каких авторов Чарлз Ньюмен издавал, и она рассказывает нам, до чего милый и приятный он был господин и как все его авторы обожали его, пусть он и платил им не то чтобы достаточно. Десять минут или больше мы обсуждаем уйму незнакомых и неважных для нас имен (Прим делает вид, что записывает все в блокнот, изображая из себя — кого? мою помощницу? — мы об этом никак не договаривались), после чего я уже готова перейти к главному, задав вопрос:
А что с Питером Кокериллом? Он же тоже был одним из авторов Чарлза?
Стоит этому имени прозвучать, как Маргарет меняется. Всю ее накрывает тень печали, а также тень враждебности.
О да, говорит она. Чарлза Питер Кокерилл очень впечатлил. Чарлз считал его одним из важнейших писателей в нашем портфеле. Я так и не смогла понять почему.
Разве с ним в конце концов не случилось что-то? Что-то трагическое?
Да, так и есть. Бедный Питер покончил с собой. Изрядное время длился этот переполох.
По-моему… по-моему, я читала, что это произошло примерно тогда же, когда была издана последняя его книга?
За несколько месяцев до этого, кажется. Проверочный тираж только-только прибыл. Я это отчетливо помню.
Назывался он «Моя невиновность», верно? Своего рода автобиографический роман.
Не знаю, как и описать его. Я прочитала лишь несколько страниц. Как я уже говорила, Питер был герой не моего романа.
Не расскажете ли, что случилось? Все, что можете вспомнить про этот… чудовищный случай, в самом деле. То есть если вы в силах вспомнить об этом хоть что-то.
О, те дни я помню вполне отчетливо. В этом позвольте вас заверить.
Мы сидим и ждем, пока она соберется с мыслями и отхлебнет воды из мерного стаканчика у постели.
Что ж, начинает она. Была пятница, только-только привезли проверочный тираж той книги, примерно сто экземпляров, они лежали в трех больших картонных коробках. Открыта была только верхняя, чтобы Чарлз мог посмотреть, как они выглядят. Рассылать он их пока не собирался, потому что они с Питером Кокериллом решили, что Питеру стоит написать для обозреваталей письмо о своей книге и это письмо отправить вместе с каждым экземпляром. Глупая затея, на мой взгляд. Но так или иначе, Чарлз ждал письма от Питера.
Миновали выходные, а затем настало утро вторника. Пришла корреспонденция, в том числе письмо от Питера, я передала его Чарлзу. Сама не смотрела. Через несколько минут он выскочил из своего кабинета — белый как бумага. И, не глядя на меня, вышел в садик на задах редакции, чтоб покурить и, полагаю, поразмыслить. Он все утро пытался дозвониться до Питера, но тот не снимал трубку. Телефон не был занят — он не работал. И тогда после обеда Чарлз сказал мне, что до конца дня его не будет. Куда он собрался, я не знала. И лишь позднее я выяснила, что он поехал в Хэмпшир, где Питер жил один в маленьком домике в Нью-Форесте. Когда Чарлз приехал туда, пожарный наряд уже разбирал то, что осталось от пожара, все кишело полицией, и, конечно, тело Питера нашлось внутри.
Она умолкает, некоторое время вообще никто не произносит ни слова, пока Прим наконец не заговаривает осторожно:
Вы знаете, что произошло с остальным проверочным тиражом?
Он пролежал в редакции еще несколько дней, говорит Маргарет, а затем исчез. И лишь много лет спустя я узнала, что Чарлз забрал книги к себе домой и все их уничтожил.
Как вы об этом узнали? — спрашиваю я.
Маргарет некоторое время не отвечает. Словно утратив некую последовательность мыслей, она глядит в окно. Затем взгляд ее вновь обретает осмысленность, она поворачивается к нам и говорит:
О, это Хауард.
Хауард?
Хауард, да. Партнер Чарлза.
В смысле, деловой партнер? — спрашивает Прим. Хауард — это Фокс в «Ньюмене и Фоксе»?
О нет-нет. То был Николас Фокс. Он оставил компанию за много лет до того, как все это случилось. Нет, это был романтический партнер Чарлза, Хауард Беддоуз.
Прим записывает. Имя это, очевидно, новое для нее, но не для меня. В мемуарах Ньюмена «Хауард» упоминается чуть ли не на каждой странице.
Хауард был Чарлзу надежей и опорой, продолжает Маргарет. Они прожили вместе тридцать лет. Не думаю, что Чарлз без него справился бы. После того, что случилось с Питером, понимаете ли, Чарлз так и не пришел в себя как следует. Не то чтобы это сокрушило его, однако ранило очень глубоко, и питие его, и до того тяжелое, сделалось гораздо чрезмернее. Умер он, когда ему не было и шестидесяти, бедный-несчастный. Инфаркт. А всё сигареты