– Вайрити бестиолог, – обратился он ко мне на рамейне центрального Хайдеса, потому как местный диалект я даже не силилась понять, – до нас доходили слухи, что вы поймали черного демона.
Я согласилась, что молва не врет.
– Давайте меняться! – огорошил меня хитрый дракон. – Мы вам пару виверн, а вы нам одного кейроба. Рейнин ректор одобрит. Правым крылом клянусь!
Он смачно мне подмигнул, скривившись всем загорелым лицом.
– Кейроба отправили в Родолесс, – слегка опешив, почти не соврала я. Черную крылатую кошку готовили к перемещению на следующей неделе.
– Может, нового себе поймаете? – немедленно спросил смотритель. – На Вариби они, говорят, целыми стаями водятся!
Еле отвязалась. За кейроба он едва не посулил мне весь бестиарий вместе с местными птицами, случайно залетевшими в вольеры. А еще называл этот питомник с нечистью своей гордостью!
С коллегами из Родолесса мы увиделись во время обеда. Встретились как старые друзья, хотя до поездки в драконовы земли друг друга не знали, да и в Хайдесе ни разу не заговорили.
Профессор истории приехал на остров изучать древнюю цивилизацию и собирал материал для книги. Второй земляк, преподаватель боевой магии, занимался со студентами. Он увлеченно рассказал о наставничестве. Настоящие маги среди двуликих встречались редко, и сила в них просыпалась особенная: огненная. Обычные люди, лишенные второй ипостаси, такой не владели.
– А как у тебя продвигается работа, госпожа бестиолог? – спросили они у меня.
– За месяц основное закончу, – кивнула я.
– Говорят, ты мантикору поймала, – одобрительно заметил историк.
– Кейроба, – поправила я. – Но похоже на мантикору. Слухи и сюда добрались?
– Мы, конечно, на краю географии, но почта здесь тоже исправно работает, – подколол он. – Приехала за вивернами?
– Планирую отправить пару в Залеский бестиарий, – согласилась я.
– Потом останешься у драконов? – спросил маг.
Замерев с недонесенным до рта стаканом с ледяным травяным чаем, я посмотрела на коллег.
– Да. – Губы сами собой растянулись в улыбке. – Останусь в Хайдесе.
– Не всех бестий поймала? – пошутил профессор.
– Отнюдь, – хмыкнула я. – Уже всех.
Вечером мы встретились с ректором академии. Он оказался в том почтенном возрасте, когда человеческая ипостась уже не скрывала драконью. Зрачки были вытянутыми, над седыми бровями поблескивали золотистые чешуйки. Ни словом, ни жестом ректор не намекнул, что получил приказ от Эсхарда принять нас в академии. Напоследок вручил мне шкатулку, украшенную необычной росписью, видимо, традиционной для Сарвата.
– Владыка Нордвей просил, чтобы я передал вам в руки, – пояснил он. – Сказал, вы интересуетесь.
Поблагодарив, я приняла дар и подняла крышку. На дне шкатулки лежала книга в обложке из золотой кожи с тиснением из геометрических фигур. В самом центре черными литерами красовалось название на рамейне. Сдержать смешок вышло только нечеловеческим усилием воли… Эсхард подарил мне сборник с описаниями традиций южных драконьих земель.
Следующая неделя до праздника огня пролетела незаметно, но спокойной назвать ее не поворачивался язык. Ян заболел! Целые сутки после перемещения он страдал от портальной болезни, а потом подцепил какой-то местный недуг.
Он слег с жаром и собрался помирать. Я попросила Илайса привести лекаря, а сама намочила салфетку в плошке с водой и аккуратно положила на горячий лоб болезного. Ян схватил меня за запястье с внезапной для издыхающего силой и пробормотал:
– Так и знал, что умру на чужбине.
– Ян, сейчас придет лекарь и осмотрит тебя, – кое-как освобождаясь от его руки, нравоучительно проговорила я.
– Виталия, я хочу объявить последнюю волю, – просипел Ян.
– Ты серьезно собрался оставить завещание? – вздохнула я и сдалась: – Говори.
– Ты должна выполнить все, до последнего слова! – Он указал слабой рукой на упакованную картину, прислоненную к стене. – Сожги этот портрет. Непременно! Иначе моя душа не упокоится. Я буду до конца жизни приходить к тебе в кошмарах!
– Давай без драмы, – поморщилась я. – Сжечь портрет. Что-то еще?
– Мои деньги, – отозвался он.
– Ты хочешь, чтобы я стала твоим душеприказчиком? – поморщилась я.
– Верни мои деньги, Виталия! – воскликнул Ян, внезапно подзабыв, что должен изображать предсмертные сипы. – Двадцать родолесских золотых за два рисунка!
После отъезда Данри художник впал в наимрачнейшее настроение. Сутки без еды и сна он выплескивал обиду на бумагу. Заперся в комнате наедине со злосчастным портретом и ожесточенно рисовал виверн и прочую драконью нечисть. Выйдя к белому свету, с большим пафосом он швырнул мне на стол пачку иллюстраций.
– Не надо восхищения. Я просто сделал свою работу, – заявил с высокомерным видом.
Восхищаться оказалось нечем. Во время художественного приступа в нем опять проснулся творец Янгель Подлунный и натворил дюжину бестий, в которых неуловимо угадывались женские черты. Двухголовая ящерица зайфир, скрещенная с «прекраснейшей Данри», выглядела особенно колоритно.
Пару сочных шедевров я решила сохранить для потомков.
– Хорошо, будут тебе деньги, – согласилась я. – Только не нервничай, иначе жар сильнее поднимется.
– Сейчас!
– Продам рисунки с аукциона и немедленно все верну.
– И когда это случится? – вопросил он и, сдернув со лба влажную салфетку, потряс ею в мою сторону. – Мне уже немного осталось!
– Значит, продам очень скоро. – Я развела руками. – Говорят, после смерти художника рисунки всегда взлетают в цене. Заодно и проверю: врут или нет.
Возникла странная пауза.
– Знаешь, Виталия… – притихнув, Ян снова улегся на подушку, кривовато водрузил салфетку обратно и вытянул руки по швам. – Лучше на эти деньги каждую неделю покупай свежие цветы и приноси на мою могилу.
– Может, я тебе куплю пару замагиченных гладиолусов в горшках? – предложила я. – Они никогда не завянут. Или хвойное дерево в кадке. Красиво будет смотреться.
– Нет! – с трагизмом в голосе пробормотал он. – Только живые цветы. Ярко-алые розы в цвет моего разбитого сердца.
– Надолго денег не хватит, – заметила я. – Максимум на пару месяцев.
– Продай еще с аукциона портрет, – немедленно предложил он.
– То есть не надо его сжигать? Уверен? Мне несложно выполнить последнюю волю умирающего.
– Да не надо ничего жечь! – снова вызверился хворый, как вполне здоровый.
– Договорились, – согласилась я. – Ничего не палим, все художества сбываем с молотка.
На этой позитивной ноте Илайс привел лекаря. Тот сочувственно покачал головой, заставил Яна задрать рубашку и послушал через трубку впалую грудь. Пощупал что-то на шее и заключил:
– Обыкновенная простуда. На Сарвате одноликие с непривычки часто начинают болеть. На улице жарко, в помещениях холодно, напитки ледяные. Теплое питье, жаропонижающее снадобье и ополовиньте плошки с охлаждающими камнями. Через пару дней вообще забудет, что болел.
– Что он сказал? – Художник испуганно приподнялся на локтях и поймал сползшую