Теперь Люся пришла сюда без денег, просто привела ребенка в воскресную школу, чтобы он хоть немножко пообщался там с батюшкой.
– Мальчику нужен мужчина, ты понимаешь? – рассуждала Люся. – В саду одни бабы, на детской площадке то же самое… Отца не видит… А батюшка там в храме колоритный! Такой ядреный кубанец! Поп, из казачьего полка…
Священник Люсю узнал. Еще бы, раньше она моталась по храму как электровеник, ей нужно было приложиться оперативно и к той иконе, и к этой. Иногда приходилось кого-нибудь немножко пододвинуть, толкнуть нечаянно и тут же прошипеть: «Смотрите, женщина! Вам тут не рынок…» Священник спросил Люсю, как дела. Но, слава богу, она поняла, что слез и подробностей не надо. Она свою проблему изложила кратко:
– У меня все было. А теперь я все потеряла.
– И что же ты такое потеряла? – уточнил священник.
Люся задумалась. И правда, что она потеряла? Ребенок с ней, сама жива-здорова. Деньги – да, деньги она потеряла, но как тут быть? Не говорить же батюшке про деньги.
Люся нашла местечко у дверей и оттуда наблюдала за народом. После года молчания в пустой квартире все люди оказались хорошими. Даже дворничиха, на которую раньше Люся спускала собак, тоже была ничего себе тетка. Она прекрасно знала все Люсины долги за коммуналку, поэтому взяла и рассказала ей без всяких выдрипонов, где можно купить дешевых субпродуктов и за копейки наварить борща. Таким нехитрым образом, можно сказать, путем социального воздержания, Люся допетрила: люди хороши уже тем, что они есть. Она мне так и говорила:
– Слава богу, хоть ты со мной рядом. Смотри, не дергай никуда! Держись за своего! А то ты, дура страшная, смотаешься еще куда-нибудь, и с кем я тут останусь?
– Лет май пипл го! – напевала я.
– И не вздумай даже! А то я не на месте вся после этих твоих книжонок. Брось дурью маяться! О муже думай. Вот как с подносом бегала к нему – так и бегай дальше!
Как всегда не вовремя у Люси заболел зуб. И если раньше такую мелочь она сносила стойко, то теперь зубная боль довела ее до трясучки. К модному дантисту обращаться было не на что, пришлось идти на удаление в районную поликлинику.
Уставшая, беззубая, больная баба, сорок пятый год, сорок два килограмма, сидит в одной очереди со старухами – вот такие она подвела итоги. А в телефончике по-прежнему светились СМС от бывшего: «Ты никому не нужна, ты старая и страшная! Ты сдохнешь, а сына я заберу!»
Люся усмехнулась и отпечатала ему спокойно: «Может, и правда, сдохну». В таком состоянии она отправилась на родину, под Харьков, продавать родительский дом.
5
Раньше Люся приезжала в свой маленький город каждый год. Обычно все друзья и знакомые были очень рады ее видеть, потому что приезжала она с мужем, с деньгами, вся в духах, с полной сумкой подарков. Она вываливала из машины, ругалась первым делом на украинскую таможню, которая ее шерстила, и сразу начинались застолья то у одних друзей, то у других. Но теперь, когда Люся прикатила одна, ее учтиво встретили, отпили чаю в старом Люсином доме, а к себе пускать не спешили. Потому что опасно. Это раньше Люся была сытая баба при муже, а теперь она голодная разведенка, что ей и объяснили прямым текстом:
– Никто не хочет лишний головняк.
Люся обиделась:
– Так я и кинулась на ваших мужиков!
Она сдала ребенка тетке и пошла убираться в доме, готовить его к срочной продаже.
Мать умерла несколько лет назад, как раз перед Люсиным разводом. Все это время дом стоял пустой. Подушки, тряпки – все пропахло сыростью, обои кое-как еще держались, Люся сама их клеила в старинные года, еще когда они тут жили с первым мужем.
– Он у меня был мент, – она мне рассказала. – Больной был… на всю голову! Стрелял в меня из пистолета. Три пули выпустил.
– За что?
– Да говорю же!.. Ненормальный был.
От выстрелов остались дырки на стене, чуть выше Люсиной головы. Муж пальнул, когда выяснил, что у Люси нашелся любовник.
– Ножи в меня бросал, – она смеялась. – Три ножа – ни один не попал!
От ножей тоже остались дырки – на ковре, возле кресла, на уровне Люсиных плеч.
О! Вы бы видели, с какой самодовольной мордой она все это вспоминала…
– Какая я была… – блаженно улыбалась Люся, – такая же овца, как ты. Он в меня стреляет, ножи бросает, душить меня кидается… А я!.. В тот же вечер!.. Ноги в руки – и на речку, любовь крутить. Молодая была, тридцать лет. Эх, мама родная! Верните мне сейчас хоть на денечек мой тридцатник!
Вернуть тридцатник оказалось не так уж сложно. Телефон с пыльным диском стоял на полированной тумбочке, все тот же старый телефон, с которого она звонила своему любовнику. И номер не забыла, и голос узнала сразу, и мужчина ответил спокойно, как будто они расстались только вчера:
– Ты приехала?
– Да, у меня две недели.
– Тогда скорее, жду на нашем месте.
Люся вскочила! Раскрасила потускневшую рожу, по старой памяти влезла на высокие шпильки, но тут же эти каблуки раскидала, натянула кроссовки и побежала на речку.
Ох, как она раньше бегала к нему на свидания! В былые времена Люся вставала в пять утра, собирала на огороде клубнику, потом летела на рынок, сдавала ягоды торговцам. С рынка она прибегала в собес… Вы не забыли? Когда-то Люся у нас работала в собесе, дружила со старушками. В конце рабочего дня она рулила сюда, на стройку, вот в этот самый дом, который они с матерью, как две кобылы, вытягивали на себе. К вечеру ноги у нее отваливались, руки немели, потому что ведрушки с раствором она сама подавала каменщику… Но! После этого Люся пулей неслась в летний душ, в ту деревянную коробку с баком, которая до сих пор не истлела еще во дворе. Люся смывала с себя известку, и, как только темнело, мадам выходила из дома в короткой юбке, на каблуках, с губами и с глазами. Она неслась на речку. Там было дерево, огромная ветла, а под ветлой ее ждала машина.
– И в этой тачке мы с ним трахались полночи!
Люся сияла, когда вспоминала об этом.
– Вот что я вытворяла! Вот какая я была! Не то что ты!
– La cucaracha, la cucaracha…
– Чего ты пишешь свои глупости для пионеров! Послушай тетю! Я тебе расскажу про любовь!
Люся спала пять часов в день, но, видимо, ее любовник туго заводил пружинку, с утра она летала по городу как кухонный комбайн и успевала сделать все дела до темноты. Муж уходил из дома на дежурство, а Люся гнала к своему! И мужу врала, что будто бы она на речке ночью ловит рыбу с подружками из собеса!
– А он же ненормальный… На всю голову! – это она всегда повторяла. – Взял и проследил за мной. Смотрю – едет на велике, псих ненормальный! Сам длинный, велик маленький… Где он взял его? Не знаю. На песке он этот велик бросил, цепь снял и на меня несется, машет цепью… «Убью, – кричит, – сейчас всех поубиваю!» А мы в тот день, и правда, с девчонками сидели, чего-то отмечали… Слава богу, без мужиков. А ему плевать! У него как полнолуние, так обострение было. Я тебе точно говорю, луна на нас влияет, я же в собесе работала: как полнолуние – так все ненормальные идут вереницей. А у меня как полнолуние – так любовь, и не могу ничего с собой поделать. Звонит – и я к нему бегу! Муж бесится… «А, ладно, – думаю, – убьет так убьет». Один раз правда чуть не задушил, еле вырвалась от него. Душил меня! Не веришь? Схватил за шею, к стенке придавил и душит… Псих ненормальный! Вот после этого я пошла и на развод подала.
– А тот что? – спрашиваю. – Крендель твой куда пропал, с которым ты мутила?
– Я не мутила! – разозлилась Люся. – У меня любовь была, сумасшедшая! А он мне