– Немного поторговался с Борькой, подписал пару бумажек, чтобы прикрыть их задницы. Теперь, если что-то случится, я тут же окажусь уволен «еще вчера». Опять будут угрожать увольнением, если начну плохо себя вести.
Надя ошеломленно уставилась на парня, но тот невозмутимо продолжал курить.
– Зачем? – не поняла она. – Ты ведь себя под монастырь подводишь! Разве это стоит того, чтобы…
– Стоит, – отрезал Эльдар. – Если это поможет тебе уехать и забыть Шахтар, как страшный сон, – то стоит.
– Иногда я тебя совершенно не понимаю, – Надя покачала головой и сложила заявление и трудовую в сумочку. – То ты говоришь, что ни с кем не хочешь водиться, то вот так просто выбрасываешь на помойку свою свободу ради других. Ты все-таки эгоист или альтруист?
Эля только рассмеялся.
– О какой свободе ты говоришь? – Он потрепал ее рыжие кудри. – Забыла, что ли? Шахтар – мой вечный дом и моя гробница, тут моя свобода и заканчивается. Все остальное – мелочи, а уж эти бумажки…
Парень махнул рукой, словно говорил о чем-то совершенно незначительном, и присел рядом.
– Здесь есть кое-что пострашнее сплетен и слухов, – уже тише добавил он.
– Владыка Жара? – тоже шепотом вспомнила Надя, и Эля кивнул.
– И не только он. Я почитал, что архивариус пишет. Знаешь, сколько тут подобных тварей? Великая Мать, которая хранит всех детей города, по легендам, была женой Владыки Жара, хотя наш Знающий пишет, что это неправда. А вон в тех горах живет Владыка Холода, бог зимы и ветров.
Надя невольно проследила за его взглядом на север, к изломанным горным пикам. Она частенько ходила в походы по Черному хребту, но в северной части они не бывали ни разу. Туда не принято было ходить, но никто толком не объяснял почему.
– Видишь самую высокую гору? – Эльдар указал на выглянувшую из-за облаков вершину. Она была не похожа на другие, будто верхушку горы кто-то отломал. – Это спит Владыка Холода. Говорят, он похож на огромного паука, который своими лапами может объять весь город. Днем он спит на вершине горы, а ночами просыпается, и тогда глаза его светятся ярко, как звезды. А в лесу у горы спят его дети. Белые, холодные и пушистые, как живые снежинки, зимой они спускаются в город и забирают непослушных мальчиков…
– Прекрати! – Надя поспешила заткнуть другу рот. – Жуть какая!
Эля посмеялся, и она пихнула его в плечо.
– Это же просто легенда? Я еще могу поверить в гигантского древнего червя, или рептилию, или кто там прячется глубоко под землей и якобы делает землю плодородной или губит урожай, ведь и маленькие черви делают то же самое. Просто этот… большой. И его никто никогда не видел. Но огромный паук на горе, у всех на виду?
– Как знать, – пожал плечами Эля. – Никто не ходит на северный склон, так что этого паука тоже никто своими глазами не видел. Но занятно, что эта гора ровно на другом конце города от общежития. Бог тепла и бог холода держатся друг от друга подальше.
Они посидели молча, глядя в противоположные стороны. Надя запоминала темные силуэты гор, напитанный множеством запахов воздух и образы людей, которые, такие обычные на первый взгляд, несли печать какой-то неведомой тайны. Тайны, позволяющей им жить в столь странном месте.
– И что будет дальше?
– С чем? – не понял Эльдар.
– Со всем. С тобой. С общежитием. С городом. Если все это правда, то…
– Да ничего не будет, – усмехнулся он. – Даже если все правда, то Черный хребет и Шахтарская долина – настоящая колыбель чудовищ, в которой люди имели глупость поселиться и…
– И колыбель эта продолжает рожать детишек, – сухо продолжил кто-то за их спинами, и они обернулись.
Борис смотрел на парочку сверху вниз, недовольно сощурившись.
– Чего расселись на казенных ступенях? – съязвил он, не отрывая взгляда от Эльдара. – Еще и с сигаретой. Обед затянулся?
– Это ты меня, что ли, чудовищем назвал? – усмехнулся Эля и медленно поднялся. Теперь, стоя на пару ступеней ниже, он смотрел ровно Борису в глаза.
– Кого же еще. Такой же, как те, о ком говорят легенды. Бессмертная тварь, рожденная этими горами по черт знает каким причинам, за которой мы теперь должны следить. Не размножается хоть, и на том спасибо.
Он взглянул на затихшую в ужасе девушку и улыбнулся непонятной улыбкой, в которой смешались презрение и сочувствие.
– Жаль, что вы нас покидаете, Наденька, – в голосе вновь зазвучала ненавистная приторность. – Но желаю вам с Женечкой счастливой семейной жизни в большом мире.
Он развернулся и, уже поднимаясь по лестнице, бросил через плечо:
– И не возвращайтесь сюда больше.
* * *
Решение Бориса словно перерезало последнюю ниточку, связывавшую Надю с городком в ущелье Черного хребта. Теперь девушка только и делала, что писала руководства и подсказки будущему архивариусу, да собирала обходные листы. То и дело она прерывала дела и шла прощаться с маленькими читателями, которые устроили в библиотеку настоящее паломничество. Это сильно отвлекало, но она просто не могла отказать и с радостью обнималась с детьми, принимала в подарок рисунки и поделки и обещала когда-нибудь приехать, сама не веря в эти обещания.
В суете она то и дело останавливалась посреди улицы или коридора и начинала в ужасе искать по карманам и сумкам: вечно слетающее кольцо обычно валялось где-то там, хотя однажды Надя нашла его в туфле. Лена посмеивалась над упрямым отказом подруги снять украшение и рассказывала про замужних девушек из больницы, которые кольца не носили из соображений санитарии. Надя отвечала, что она-то в больнице не работает и санитарных правил не нарушает, и продолжала терять кольцо по несколько раз в день. Однажды его даже нашли школьники и устроили из возвращения целый спектакль со вставанием на колено и предложением, от чего Надя до вечера ходила красная как помидор. Медики, узнав эту историю, хохотали еще пару дней и подтрунивали над подругой, как те самые дети. Все словно забыли и о стычке с горисполкомом, и о печальных событиях конца весны.
Эльдар тоже как в воду глядел. Написанные много лет назад правила перестали работать, и общежитие стряхивало их, как сгнившие цепи. Отстоявшие право на стирку и законные отпуска, жильцы осмелели. Все чаще кто-то спешил по коридорам, срываясь на бег; спасаясь от летней духоты, по ночам открывали окна; даже первые этажи нет-нет да и пытались проветрить комнаты. Оборону держала только вахтерша. Старушка свято блюла комендантский час, и по ночам по общежитию никто не ходил. По пустым коридорам разносился только раскатистый