– Куда, гулена?
– В сто шестнадцатую, – ответила девушка и поспешила по коридору.
То ли ее недосып брал свое, то ли здание на самом деле прогибалось под ногами, словно она шла по плечу весов. Чем дальше от лестницы, тем ровнее казался коридор и тем спокойнее скрипели старые перекрытия. Да и вахтерша как будто с облегчением услышала, что девушка шла именно в правое крыло. Значит, знала про перевес. Интересно, может ли здание накрениться еще сильнее? И что тогда случится?
Остановившись у комнаты Эльдара, Надя потрясла головой. Сейчас есть проблемы поважнее. Она постучала. Тишина. Постучала еще раз.
– Черт возьми, – тихо вздохнула она и оглядела пустой коридор. Не хотелось шуметь в такой ранний час, но выбора не было.
– Эльдар, открывай, я знаю, что ты дома! – она замолотила в дверь кулаком. – Эх, надеюсь, остальные уже встали…
Послышались шаги, повернулся в замке ключ, и дверь со скрипом открылась. Эльдар молча уставился на нее сверху вниз, медленно открывая и закрывая глаза.
– Ты на часы смотрела? – первым делом спросил он и лишь потом заметил ее наряд. – Ты что, только что с улицы пришла? Где ты ночевала?
– В морге, но это неважно. Комитет по безопасности хочет меня убить!
Эльдар уставился на Надю, словно не понимая услышанного. Потом прикрыл глаза, глубоко вдохнул и медленно выдохнул. Отодвинулся, пропуская девушку в комнату, и запер за ней дверь. Только после этого заговорил:
– Я тебе уже говорил, что Комитет распустили.
– Официально, может, и распустили, но они все еще здесь! Проводят заседания, обсуждают архив, обсуждают меня! Там был тот парень, который за тобой следил, и те, кто сейчас копается в архиве, и…
– Комитет распустили! – рявкнул Эльдар. – Десять лет назад, убив архивариуса, они перешли черту, и все закончилось! Шахты больше нет, охранять им нечего, единственного человека, который мог знать правду о той катастрофе и о том, что на самом деле скрывается в шахте, они сами же и грохнули! Их. Больше. Нет. Не знаю, кого ты там видела, но…
– Есть еще Вечный, – торопливо вставила Надя. – Они сказали, что он начал действовать, и что с ним надо что-то делать.
Лицо Эльдара мгновенно переменилось. Жар несвойственного ему гнева отступил так же резко, как нахлынул, и впервые Надя увидела, как человек бледнеет на глазах. Он отшатнулся, словно слова о Вечном обжигали, сгорбился и как будто даже стал ниже ростом. Не глядя на девушку, он прошаркал тапочками в комнату, оперся руками о стол и уставился в темное окно. Надя, не понимая причины таких перемен, осторожно прошла за ним и села на край кровати.
– Кто об этом говорил? – тихо спросил он.
– Александр. Тот, кто следил за тобой. Потом какой-то старик, я его не знаю, сказал, что с Вечным ничего не сделать, можно только наблюдать. И что дневники архивариуса он не отдаст. А потом Борис, мужик с мерзким голосом, который заведует делами библиотеки, сказал, что его можно задержать. Они хотят найти записи раньше него. И, похоже, с Вечным они уже сталкивались.
Эльдар зажмурился и сжал зубы, словно пытался сдержать рвущиеся наружу эмоции, а потом спрятал лицо в ладони и замер на несколько секунд. Когда он убрал руки, Надя поняла, что все куда хуже, чем ей казалось. Если при прошлом упоминании Комитета на его лице мелькнула лишь едва заметная тень страха, то сейчас он словно постарел на глазах.
– Прошу прощения, – откашлялся он и провел ладонью по лицу. – Не таких новостей я ждал с утра пораньше. Кофе будешь?
– Я уже выпила, кажется, чашки три, но давай. Все равно глаза слипаются…
Эльдар рассеянно кивнул, все еще пребывая где-то в своих мыслях.
– Расскажи мне, что ты видела и слышала. Слово в слово. Как ты вообще ухитрилась… Так и не отнесла часы в ремонт?
Надя невесело улыбнулась и, пока комната наполнялась ароматом крепкого кофе, в подробностях пересказала свои ночные приключения от каморки гардеробщицы до комнаты отдыха морга. Описать сотрудников Комитета она не могла, но как запомнила, рассказала об их голосах. Слушая о старике, который возражал Борису, Эльдар задумчиво кивал. С каждым словом морщины у него на лбу становились все глубже.
– Вот ведь старый хрыч, – вздохнул он, дослушав. – В глаза же мне улыбался… Понятно теперь. Теперь понятно…
– Что понятно?
– Старик, которого ты слышала, – бывший главврач. Зуб даю, что это он, у меня от его хрипоты всегда уши в трубочку сворачивались. То-то в последнее время в больницу зачастил… Когда шахта обвалилась, он еще был на посту и вроде как был не последним человеком в Комитете по безопасности. У них длинные руки тогда были. Так вот, его поперли с должности после внезапной смерти архивариуса. Много голов тогда полетело, и, надо сказать, для меня все сложилось очень удачно. Думаю, только его уход и помог мне сохранить работу и крышу над головой. Любил он этим угрожать, чуть что – уволю, из общаги выставлю. Знал, что мне податься некуда… Как говорится, кто старое помянет – тому глаз вон, а кто забудет – тому оба. И он точно знает, что ничего я не забыл…
Он отвлекся на кофе, отпил из чашки и протянул Наде другую. Не успела она открыть рот, как он заговорил снова:
– Что ж, теперь я знаю об их планах. Но они пока не знают, что я знаю, и это хорошо. Старик прав, ничего они мне не сделают. Подумаешь, крови попьют, не впервой. За тебя как-то тревожнее, но, похоже, университет пока тебя защищает.
Эля зло усмехнулся. Мысли его все еще витали где-то далеко.
– Помнят, видать, как их после прошлого архивариуса всех на улицу выставили. Нет, пока что они тебя не тронут. А если будем осторожными, не тронут и дальше. Вот ведь… Если бы не ты… Понимал же, что что-то не так, все знаки видел, а все равно…
Надя сидела на кровати и молча наблюдала, как он, отвлекаясь только на кофе, разговаривает сам с собой и меряет комнату шагами. Поток слов изливался из него, словно водопад, понять что-то из этого потока она могла с трудом, но с каждой фразой выстроенный в ее голове образ Эльдара рассыпался на мелкие кусочки. Бледность сошла, уступив место румянцу от горячего напитка, и что-то в нем необратимо поменялось. Поменялось не сейчас, а раньше, когда она вслух произнесла подслушанное прозвище и увидела белое от страха лицо в темноте коридора. Как будто ему известно гораздо больше, чем ей. Как будто он сам был