К середине 1920-х годов стало ясно, что речь уже не идет о выборе между двумя путями строительства социализма. Речь идет о том, что либо мы возвращаем капитализм и тогда имеем шанс на ускорение роста экономики, либо сохраняем НЭП и надолго расстаемся с планами индустриализации, либо усиливаем вмешательство государства в экономику и получаем средства для укрепления обороноспособности. Естественно, большевики могли выбрать лишь третий путь. Первый был для них неприемлем, поскольку поднимал неизбежный вопрос: за что же мы боролись? А второй решительно отвергался, поскольку делал Советскую страну беззащитной перед империалистическими агрессорами.
Глава четвертая. О том, как Александр Николаевич подкузьмил Николая Александровича
Внимательный читатель наверняка заметил, что из названия этой главы выпал Владимир Ильич, хотя установившаяся в предыдущих главах традиция требовала вроде бы его присутствия в заголовке. Однако я не забыл про Ленина. Как про него забудешь! Владимир Ильич выпал не случайно. Его отсутствие в названии главы не умаляет, а, напротив, подчеркивает ленинскую роль в истории. Никто не подкузьмил вождя мирового пролетариата. Он сам был творцом своего счастья. Точнее, Ленин собирался сотворить счастье для всего мирового пролетариата, но с этим у него явно не задалось. Даже счастье для большевистской партии вышло весьма относительное. Его хватило лишь до Большого террора 1937–1938 годов. Одна часть партии большевиков уничтожила тогда другую ее часть, похоронив, по сути дела, все иллюзии насчет разрушения «мира насилья», с которыми юные революционеры начинали свою подрывную деятельность в царской России.
Впрочем, сейчас разговор не об этом, а о том, что Октябрьская революция была поистине новаторским явлением в истории и жестко не предопределялась предшествующими событиями. А вот Февральская революция во многом этими событиями предопределялась. Я имею в виду, что массовое недовольство «старым режимом» проистекало из многих характеристик этого режима, а потому трудно было бы ожидать гладкого врастания самодержавия в демократический капитализм. Смута постепенно вызревала в России. Но то, что в Смуте победу одержит маргинальная партия большевиков, которая до апреля 1917 года не могла считаться серьезной политической силой, никак не предопределялось развитием капитализма в России.
Резкое ослабление российской монархии при Николае II было связано в известной мере с субъективными, но больше с объективными обстоятельствами. Причем важнейшей причиной, обусловившей Великую русскую революцию, являлись Великие реформы Александра II. Александр Николаевич был одним из самых ярких, смелых, решительных людей в нашей истории. Он многое сделал для того, чтобы страна изменилась в лучшую сторону. Но в истории, увы, все переплетено. У светлой стороны есть оборотная темная сторона. Александр Николаевич не просто двинул Россию вперед по пути модернизации, но и подкузьмил тем самым своего незадачливого внука Николая Александровича, который не справился с управлением страной, когда ее стало заносить на крутых виражах при слишком быстрой езде.
От великих реформ к великой смуте
Хотя модернизированное общество, как правило, стабильно, модернизация порождает нестабильность и политический беспорядок. Это представляется парадоксом, но если мы от теоретических схем обратимся к реальному ходу истории, то обнаружим чрезвычайно сложную картину. Радикальные преобразования не приводят к одинаковым результатам для всех групп и слоев общества. Если одни имеют лучшие условия для того, чтобы воспринять перемены и использовать их в своих интересах, то другие не обладают ни капиталом, ни образованием, ни сноровкой для того, чтобы вписаться в новую жизнь. Дети, скорее всего, впишутся, а внуки, возможно, даже преуспеют, но тот бедолага, который сформировался еще в старом мире и прожил в нем значительную часть жизни, часто бывает обречен на житейскую катастрофу. Чем больше страна, чем разнообразнее ее внутренний мир и чем сложнее она устроена, тем больше вероятность, что в ней обнаружится множество глухих тупиков и пустых закоулков, где происходят подобные катастрофы и где любые перемены люди встречают с недоумением и страхом.
Наблюдателю, живущему в современном обществе и знающему прошлое лишь по сильно упрощенным школьным учебникам, может казаться, что каждый малый шаг к современности (рынку и свободе) должен сопровождаться хотя бы малым сдвигом к современным нравам (гуманности и толерантности), но на деле логика модернизации выглядит совершенно иначе. Проигрывающие от перемен группы желают бороться за свое «светлое прошлое». Находятся лидеры, возглавляющие эту борьбу. И часто «лузеры» набрасываются на «винеров» с удивительной ожесточенностью, поскольку, как отмечали (правда, сильно преувеличивая) классики марксизма, им нечего терять, кроме своих цепей. Сложный переход от стабильности традиционной к стабильности модернизационной идет через столкновение образующихся в этом процессе групп, а значит, через конфликты, которые могут даже оборачиваться революцией.
Невозможно установить точную дату начала подобного перехода, но в России обострение борьбы произошло после Великих реформ Александра II. Можно сказать, что реформы, исходившие из необходимости учета сложившихся групп интересов, предопределили в пореформенный период новую расстановку сил и новое противостояние таких групп.
Конкретная траектория российской модернизации с 1861-го по 1917-й определялась пятью основными обстоятельствами.
Во-первых, реформа создала потенциальную возможность для ускоренного развития экономики, в том числе промышленности. Дифференциация свободного крестьянства приводила к оттоку части сельского населения в город, что давало нарождающейся промышленности большое число рабочих рук. В то же время ускорившаяся урбанизация формировала емкий товарный рынок, поскольку крестьяне, расставшиеся с деревней и превратившиеся в городских рабочих, должны были теперь покупать большую часть предметов потребления на свою зарплату. В данном смысле модернизация в России шла по пути, проложенному ранее другими европейскими государствами, и показала, как наличие капиталов и рабочей силы обуславливает рост экономики, даже несмотря на сохранение множества проблем в политической, социальной и идейной областях жизни. Хотя успехи российской промышленности в силу ряда причин выявились далеко не сразу после реформы, тем не менее к началу XX века экономический подъем стал очевиден.
Во-вторых, реформа на долгие годы создала условия для серьезной социальной напряженности, поскольку дала помещикам то, чего, как многим казалось, они не заслужили. Несмотря на утрату былого влияния, консервативное дворянство представляло собой столь значительную группу интересов, что пренебречь ею было опасно для самодержавия. Крестьяне оказались недовольны подобным подходом к интересам дворянства. Причем не только по рациональным причинам, связанным с малоземельем и ощущением несправедливости преобразований, но и из-за распространения в крестьянской среде традиционных представлений о том, что земля — дар Божий,