Он щёлкнул кнутом, и телега заскрипела, покачиваясь на ухабах.
— Я тебе вот что скажу, — понизил он голос, хотя вокруг никого не было. — Жил я при разных господах. Были те, что только знать свою и знали. А были и такие, что с тебя три шкуры дерут. А наш Сингэн… — он почтительно кивнул в сторону замка, силуэт которого уже виднелся вдали, — он другое дело. Человек с головой. Вон, прошлой весной указ издал — кто новые земли под рис расчистит, тот на три года от податей освобождается. У меня шурин так десять соток целины поднял! Теперь семья с голоду не помрёт. Это я к тому, что правитель он правильный. Жесткий? Ещё как! С провинившимися не церемонится. Но справедливый. У него, понимаешь, стратегия на десятилетия вперёд.
Дзюнъэй сидел, неподвижный, и слушал. Это был уже не первый подобный разговор. Солдаты, которых он слушал днем раньше, с восхищением рассказывали о «Тактике боевого барабана» — как Сингэн с помощью условных сигналов мог мгновенно перестраивать огромные армии на поле боя, как он лично водил их в атаки, и они готовы были идти за ним в самый ад. Купец, везущий шёлк для знатных дам замка, хвалил указы о поощрении ремёсел и защите торговых путей.
Образ кровожадного тирана, жаждущего власти, таял с каждым услышанным словом, как утренний туман. На его месте возникал портрет грозного, но мудрого правителя, отца своей земли, стратега и реформатора. И с каждым таким штрихом свёрток с красной лентой в котомке Дзюнъэя становился всё тяжелее.
На одной из ночёвок в переполненной постоялой избе он столкнулся с Акари. Она, как и договорились, была в образе торговки. Её лицо было оживлённым, глаза горели азартом охоты. Увидев его, она сделала вид, что поправляет сандали, ловко показав ему знак: большой палец, прижатый к мизинцу — «за мной чисто». Затем она почесала кончик носа, что означало «я на месте, готовься». Её взгляд скользнул по его робе, по флейте, и в её глазах мелькнуло что-то вроде насмешливого презрения к этой медлительной, пассивной роли. Она была уже в самой гуще событий, всё видела, всё знала и готова была к действию. Их взгляды встретились на мгновение — два агента, два орудия, — и между ними пробежала целая молчаливая пропасть. Её уверенность была ему и опорой, и укором.
На рассвете следующего дня он отказался от подводы и пошёл пешком. Он хотел остаться наедине с своими мыслями. Дорога пошла вверх, серпантином взбираясь на последний, самый высокий холм перед Каи. Дзюнъэй шёл, опираясь на посох, его дыхание сбивалось от высоты и внутреннего напряжения.
И вот он достиг вершины.
Перед ним, в лучах восходящего солнца, раскинулся замковый город Каи. Это была не мрачная крепость ужаса, а величественный символ власти и порядка. Мощные стены, сложенные из тёсаного камня, не столько угрожали, сколько защищали. За ними кипела жизнь: дымились крыши ремесленных кварталов, сверкали на солнце черепичные крыши храмов, по улицам сновали, как муравьи, люди. А над всем этим, на скалистом утёсе, возвышался сам замок — многоярусный, с изогнутыми крышами, неприступный и прекрасный. Логово Тигра.
Дзюнъэй остановился, переводя дух. Он стоял на краю пропасти в прямом и переносном смысле. Он «смотрел» на замок сквозь щели тэнгая, и его внутреннее зрение рисовало не просто укреплённое здание, а центр целого мира. Тысячи жизней — тех солдат, купцов, крестьян, их семьи, их будущее — зависели от человека, который жил там, наверху.
Одна его рука инстинктивно потянулась к котомке, где лежали травы, мази и пропуск оружейного мастера. Другая — непроизвольно коснулась потертой бамбуковой флейты.
Тяжесть одного и весомость другого разрывали его на части.
Он сделал глубокий вдох, наполненный запахом хвои и дымка из тысяч очагов, горевших внизу. Воздух владений Такэды пах не страхом и смертью. Он пах жизнью. Обычной, суровой, но жизнью.
Его внутренняя битва, битва между долгом и совестью, между слепым повиновением и страшным знанием, началась не тогда, когда он впервые увидит Такэду Сингэна. Она началась здесь и сейчас. На этом холме. С этим видом.
И не опустив головы, с прямой спиной, как подобало монаху, несущему свой крест, Юкио Дзюнъэй сделал свой первый шаг вниз, навстречу своей судьбе. Навстречу Тигру.
Глава 6
Воздух у подножия замковой горы был густым и звонким. Звонким от лязга оружия, отрывистых команд, скрипа телег и гомона сотен голосов. Запах — сложный коктейль из конского пота, лака от доспехов, древесного угля и жареного мяса. Каи был не просто крепостью. Он был живым, дышащим организмом, сердцем могущественной провинции, и его ритм был учащённым, боевым.
Дзюнъэй, прижимая к груди посох и свою драгоценную пропускную табличку, слился с потоком людей, движущихся к главным воротам. Ворота были монументальными, из толстенных брёвен, окованных чернёным железом. По бокам высились каменные башни, с которых за ним пристально следили невидимые глаза лучников. Над вратами красовался свирепый расписной барельеф тигра — камон клана Такэда.
Очередь продвигалась медленно. Купцов с их товарами досматривали особенно тщательно, вытряхивая тюки с рисом и тыкая копьями в бочки с солёными сливами. Когда подошла очередь Дзюнъэя, старший из стражи, коренастый самурай с лицом, изъеденным оспой, грубо протянул руку.
— Эй, корзина! Документы!
Дзюнъэй молча протянул деревянную табличку. Самурай взял её, повертел, кивнул, признавая печать Окубо, но его взгляд оставался подозрительным.
— Комусо, значит… — проворчал он. — Слепой и немой. Очень удобно. А ну-ка, снимай свою корзину. Хочу посмотреть, какие у тебя глаза.
Это был критический момент. Дзюнъэй с показной нерешительностью провёл рукой по ободу тэнгая, делая вид, что не понимает, а потом медленно, будто нехотя, приподнял его ровно настолько, чтобы открыть нижнюю часть лица и шею, но оставив глаза в глубокой тени. Он беззвучно пошевелил губами, имитируя немую молитву.
— Да я тебя про глаза спросил, а не про рот! — рявкнул стражник, но его напарник, помоложе, уже тыкал пальцем прямо в щели плетёного купола, в сантиметре от зрачков Дзюнъэя. Тот не дрогнул, не моргнул, его взгляд оставался пустым и невидящим, устремлённым в никуда.
— Да брось, Киносита, — лениво сказал второй стражник, — видишь же, настоящий. Глаза как у мёртвой рыбы. Дай сюда его котомку.
Он выхватил у Дзюнъэя котомку и принялся её вытряхивать. Пучки трав, баночки с мазями, свёртки с кореньями посыпались на грубый деревянный стол. Стражник взял одну