— Это Евгению Яковлевну, что ли?
Все забываю, что учились мы с ней в одной школе. Вот же штука какая, ходила мимо меня моя рыжая внекатегорийка незамеченной, годами, небось ходила, а теперь глаз от нее отвести не могу. Хотя, тогда у меня Маринка была, и если бы сама не бросила за неисправимую шлюховатость, то я бы никогда … Наверное… Никогда бы не случилось нас с Алиской. Или чему быть, того не миновать?
— Ее. Страшная такая, очки эти толстые, на башке черте что, зубы передние, как у лошади, потом от нее разило, хуже чем от мужика, так ещё и злющая, — вспомнил, как мне указкой по рукам за списывание прилетало и содрогнулся.
— Ничего подобного! Не злющая она была, просто очень требовательная и предмет свой по-настоящему любила, — возразила Алиска. — А насчёт внешности — ну не всем же красавицами уродиться и не все за внешность любят.
Ну да, не все, есть ещё в женщинах масса других достоинств, но ведутся то мужики изначально на что?
— Не всем, но можно же … не знаю, что-то там с волосами было сделать, одеваться не в балахоны какие-то, очки опять же не в такой страхолюдной оправе носить, да мыться почаще, чтобы не разило, наконец.
— Много ты понимаешь, стилист. Может ей не для кого было стараться хорошо выглядеть, не для вас же, балбесов озабоченных. Вот сто процентов уверена, что уроки черчения ты обожал, — и эдак глазами хитро зыркнула.
— С чего взяла? — включил я дурака, хотя сходу понял все.
— Да с того, что все парни в школе старше тринадцати слюни пускали на эту жопастую Людмилу Георгиевну, — фыркнула раздражённой кошкой Алиска.
— Жопастую? — хохотнул я так, что аж в рёбрах треснуло. — Ай как некрасиво так говорить, Лись.
Но права, и пускали скорее уж не слюни, а передергивали, но боюсь это лишняя сейчас информация.
— Как хочу, так и говорю. Вот на черта она постоянно платья в обтяг носила или юбки такие узкие?
Было такое дело, любила наша училка по черчению такие тряпки, чтобы все добро ее было напоказ. Каждый день на работу ходила, как на праздник, и платья так сидели, что чудилось — чуть вздохнет и лопнет, и декольте поглубже, и разрезы сзади на юбках на грани приличия, чем и обеспечивала стопроцентную посещаемость своих уроков пацанской половиной школы. Сам ни разу не прогулял. И кстати, пару раз мне подзатыльники от Маринки прилетали за слишком пристальные гляделки и почти после каждого урока сцены ревности устраивались.
— Ну было женщине что показать, чего же стесняться? — чуть поддразнил Алиску, хотя, говоря по чесноку, сейчас бы я на прелести подобные тем, чем щеголяла Людмила Георгиевна, не повелся бы. На мой нынешний вкус многовато всего там было. Права Лисенок — жопаста и сисяста была училка вот прямо реально обильно, но в том возрасте, когда встаёт от каждого чиха и почти каждое утро просыпаешься обкончавшимся, самое то, глаза-то завидущие.
— Так мне, выходит, стоит гардероб пересмотреть, чтобы тебе нравиться? — с тонкой ехидцей спросила Лисенок и снова искоса зыркнула.
— Чего?! — я даже на кровати сел, представив, как моя, МОЯ внекатегорийка будет рассекать где-нибудь на районе в платье в облипку, считай, что голая или в юбке узкой с разрезом до самой… Мы, мужики в этом смысле, конечно двуличные скоты. Это когда чужая баба или вовсе ничья по улице чуть не голышом рассекает, то мы всеми конечностями за, а когда своя, то мигом хочется зенки бесстыжие всем повыколупать, а ее в с головы до ног упаковать, так, чтобы хрен чё кто мог рассмотреть, и чтобы право распаковки эксклюзивно у тебя.
— Или вовсе наверное придется в грудь импланты вставить, а то ведь маловато будет, — обхватила себя ладонями в нужных местах Алиска, продолжая дразнить уже меня.
— Чё несёшь?! — возмутился я. — Я тебе вставлю! И только попробуй из дому в каком-нибудь шлюшьем виде выйти!
— Ты мне вставишь? — рассмеялась эта засранка, явно получив ту реакцию, которой добивалась. Уселась позади, обняв со спины, лизнула мочку уха и бесстыдно скользнула рукой к моей ширинке, отчего мигом в башке поплыло, а в штанах расперло. — Надо же, и правда вставишь.
— Ещё как, дай чуть оклемался и у тебя правая нога забудет, как левая выглядит, — пробормотал, поворачивая голову и ловя ее губы. — Лись, как же я тащусь от того, какая ты.
— Да? У меня же сисек и задницы недобор.
— Дурында! У тебя везде охрененный идеал.
Ни словом не вру. Хотя, мнится мне, что и выгляди она по-другому, то ощущалась так же идеально. Дело же в ней, а не в размере задницы и груди. Разве меня уносит с ней от размеров, формы? От нее самой уносит, потому что да — охеренно идеальная. Вот только скребётся с самого утра нечто в башке и за ребрами. Я вот такой не идеальный нахера сдался ей?
Валялись, целовались, обнимались и болтали мы до обеда, и я ощущал себя трындец счастливым каким-то отпускником. Ну, практически счастливым. Мешал вот это зудеж, царапал то и дело по мозгам один и тот же поганый вопросец. Зачем я Алиске? Ну понятно, в сексе нам слаще не пожелаешь, но ведь жизнь это не один только секс.
Охереть!!! Это в моей голове родилось? Серьезно?! Да, так и есть. Я ведь уже четко осознаю — не хочу смотреть вперёд без Алиски, не представляю в какую унылую байду моя жизнь превратится, если ее в ней не станет и представлять не хочу. Я ее хочу. Себе и насовсем.
— Ты меня не слушаешь? Спать хочешь?
— М? Прости, задумался.
— Я предлагаю пойти и хоть дом осмотреть, а то ещё пару раз поцелуемся и я тебя опять раздевать возьмусь.
— Лисенок, нельзя бросаться такими угрозами, если не собираешься претворить их в жизнь.
— Я не собираюсь? — она подскочила на кровати и потянулась к пуговицам моей рубашки, но я поймал ее руки.
— Не-не, пошли дом смотреть, а то как бы нам обломинго не прилетело от твоего отца или матери. Белый день все же, давай хоть до ночи потерпим.
— Ладно, прав, — вздохнула Алиса и поднялась с постели. — С матери станется тупо вломиться сюда, не будет же она вечно с адвокатами совещаться. О, кстати, я тебе не сказала. Я же с Лешенькой познакомилась.
— Ну и? — мигом насторожился я.
— Своеобразный персонаж, —