— Танюх, ты чё, опять сериалов своих пересмотрела? — нахмурился озадаченно парень, продолжая меня рассматривать. Я тоже фыркнула, давясь смешком, потому что в изложении Татьяны это и правда выглядело каким-то глупо-сериальным, хоть я и не любитель такое смотреть. И так-то никто особо не терялся, если бы искать было желание, давно бы нашли.
— Лешенька, а тебя в детстве не научили со старшими уважительно разговаривать? — спросила я нахала.
— Лекс, — поморщившись, поправил меня Лешенька, подошёл к столу, цапнул с моей тарелки сырник, запихнул в рот и прошамкал. — Фто, ты ф натуре дофка ефо? Тофно-тофно?
— Лешенька, да что же ты…! — всполошились Татьяна, я же пожала плечами и от души хлопнула по его лапе, потянувшейся опять к моей тарелке.
— Копыта немытые убрал! Откуда мне знать, куда ты их до этого совал.
— Ай! — тряхнул он кистью, отскакивая от стола и вдруг заявил, — А чё, похожа прямо, — и снова обратился к женщине. — Тань, а Николаевна в курсе уже?
— Не знаю, Лешенька, Павел Николаевич не станет же передо мной отчитываться.
— Дочь родная… наследница значит… — пробормотал Лекс, задумчиво почесал щеку, и его размалеванная физия при этом приобретала все более злорадненькое выражение. — Прикинь, а, Тань? Это же теперь …
— А что теперь? — поинтересовалась я.
— Кабздец полный у кое-кого, вот что, — ответил Лешенька, довольно оскалившись.
— Руки мой и садись, — велела Татьяна, но он не спешил вернуться к столу.
— Тань, а дядька дома? — обратился Лекс к женщине.
— Дома, отдыхает ещё.
— Тогда я сначала в душ и переоденусь, а потом уже есть. Хотя не-е-т! Я отзвонюсь сначала, — открыто заухмылялся поклонник тяжёлого металла и взмахнул рукой. — Эх, жаль, что лиц их не увижу… Скоро увидимся, Алиса.
И ушел с кухни, оставив после себя только амбре сильно прокуренных шмоток и пива. Причем пивом пахло так, будто Лешенька в нем купался.
— И правильно, нечего Павла Николаевича лишний раз драконить, — тихо пробормотала Татьяна, возвращаясь к плите.
— Не одобряет? — спросила ее.
— Есть такое дело, — со вздохом ответила женщина. — Ругается, мол, рядится и морду разрисовывает, позорище и дурью мается с друзьями. А оно не дурь, а музыка, хоть и, Прости Господи, какая, но музыка же. И неплохой он парень, просто… ну … недолюбленный.
— А что он там говорил про кабздец у кого-то?
Татьяна явно смутилась и поспешно отвернулась к плите.
— О том у Лешеньки и спроси, Алиса. А я тут не для того, чтобы о хозяевах сплетничать.
Желание болтать со мной дальше у Татьяны, похоже, пропало, да и настроение заметно испортилось, так что я быстро закруглилась с завтраком. Только выяснила у нее, что мать моя уже с час как проводит встречу с адвокатами в беседке садовой, подальше от чужих ушей и глаз. Моего присутствия там явно не требовалось, иначе, зная характер родительницы, она пришла бы уже меня из постели вытряхивать.
— Татьяна, а есть какой-нибудь поднос? — спросила, сунувшись помыть тарелку, которую тут же отобрали. — Я бы хотела Антону сама завтрак отнести.
Женщина пыталась возразить, мол, ее это тут обязанность, но я настояла. Стараясь поменьше дребезжать посудой, толкнула коленом дверь, вошла в комнату и поняла, что зря крадусь. Антона в кровати не наблюдалось, зато в ванной слышалось журчание воды. Крапива, выходит, проснулся и пошел умываться.
Но я ошиблась. Заглянув в ванную я увидела на полу кучу одежды, а рядом ещё одну поменьше, состоящую из обрывков бинтов и обрезков пластыря.
— Антон, ты рехнулся?! — выкрикнула возмущённо, распахнув дверцу большой душевой кабины. — На черта ты все повязки снял?
Крапива выплюнул изо рта воду и проморгался, уставившись на меня.
— Блин, Алиска в этой душевой десять насадок, прикинь! — сообщил он мне с прямо-таки детским восторгом, — Тут задницу можно помыть вообще без помощи рук.
— Крапивин! — ещё больше возмутилась я.
— Алис, ну не могу я в этих кандалах! Весь чешусь под ними, — сделал он несчастное лицо. — И воняю уже. Тебе, небось, уже противно со мной.
— Ерунда. Ничего подобного, а даже и будь так, я это легко переживу.
— А я нет, если тебя от меня воротить станет, — упрямо стоял на своем Крапива.
— Антош, тебе выздоравливать надо, а ты какой-то ерундой заморачиваешься. — упрекнула его, уже поняв, что не переспорю.
— Лись, я не больной, а чуток помятый.
— Поэтому должен лежать в постели в повязках, которые тебе не просто так в больнице намотали.
— Без повязок я быстрее заживаю, клянусь, первый раз, что ли, — прижал он руку к груди, глядя с самым честным видом. — На мне вообще все как на собаке-мутанте все заживает. Прям на глазах!
Я чисто на автомате прошлась взглядом по его телу, обнаруживая обширные гематомы на плече, груди, коленях и только через секунду осознала, что стою и пялюсь на абсолютно голого парня. До Крапивы, видимо, тоже это дошло в тот же момент, так что, дальше я с интересом наблюдала за тем, как у него стремительно встает.
— Лись, я впервые в жизни испытываю желание срам прикрыть. — сипловато пробормотал в повисшей тишине, нарушаемой только звуком падающей воды, Крапива.
— А где тут срам? — ответила, продолжая завороженно пялиться и ощущая, как тяжёлая жаркая волна катится от низа живота к голове.
— Срам в том, что от меня сейчас в постели толку ноль, — буркнул Антон.
Я быстро стянула через голову футболку и взялась расстегнуть лифчик.
— А зачем нам в постель? — спросила, услышав, как тяжело сглотнул Антон и понаблюдав, как полностью налившийся член дернулся у его живота, явно одобряя мой торопливый стриптиз.
— Ли-и-ись! — хрипло выдохнул Антон, — Я же реально сейчас для секса бесполезный овощ. Ничего не смогу…
Овощи, как раз, очень полезны, некоторые вот даже и для секса, если верить порно и анекдотам, но в зоне моей досягаемости имеется кое-что гораздо лучше.
— Но я то могу, — усмехнулась, стряхнула с ног остатки шмоток, шагнула в кабинку и обхватила сходу горячую твердость ствола, отчего мокрая головка тут же с готовностью запечатлела смачный поцелуй в центр моей ладони. — Ты, главное, обопрись понадежнее и следи за дыханием, чтобы больно не было.
Антон вздрогнул, его глаза моментально затуманились возбуждением, черты лица обострились и я внезапно осознала, что уже просто обожаю это — видеть открытое проявление его желания. Желания ко мне. А ещё совершенно бесстыдно обожаю хотеть его в ответ.
— За дыханием следить? — проворчал он, становясь собой обычным в такие моменты — жадным, зло голодным, захватил пятерней основание моей косы и толкнул к себе навстречу, заставляя подставить губы