— Да как так-то?! — рявкнул он, схватил один из стаканов и швырнул в камин. В саму топку не попал, осколки и вискарь брызнули во все стороны.
— Бывает. У них же отношения с Алисой… — вот уж не думал, что стану маман Алискину вроде как оправдывать.
— Видел! — оборвал меня он, замер напротив окна, постоял, качаясь из стороны в сторону и засунув кулаки в карманы брюк, обуздывая эмоции. — Нестеров — мразь. Но мразь влиятельная и с большими связями и бабками. В политику полез. Вилка его обобрать собирается, но она и половины не знает о том, что у него за душой есть, особенно на иностранных тайных счетах. Таких, как он не общипывать нужно, а давить.
— Согласен. Готов участвовать.
— Зону потоптать приспичило? Это тебе не бомжа безымянного в подворотне пристукнуть.
— Бомж мне ничего хренового в жизни не сделал …
— Кончай хохмить, Крапива! Заказать можно в наше время кого угодно, завалят так или иначе. Но опять же, мразь такого уровня завалить — не до ветру сходить, концы будут. А за этим мудаком серьезные люди стоят, придут спрашивать однозначно за что и почему. И что я скажу? Единственную дочь к такому точно приплести не позволю, хотя по все понятиям прав буду.
— Тогда только я и остаюсь, — хотел пожать плечами, но скривился от боли. Моравский обернулся, уставившись опять пристально.
— А скажи ты мне, Крапива, скольких людей тебе завалить в жизни пришлось? Не в махаче, которые вы с дружком на районе устраиваете, а хладнокровно и по плану?
Ни скольких, но один раз было же очень близко. Но рассказывать я не собирался, потому что опять же — не только моя тайна.
— Значит так, тему закрываем, Антон Крапивин. И чтобы никому ни слова. Не было у нас этого разговора никогда и ни о чем я не догадываюсь, ясно?
— Понял, не дурак.
— Все, куда ты там шел по ночи?
— Пожрать.
Моравский глянул на часы на каминной полке, что показывали второй час ночи и впервые едва заметно улыбнулся.
— Ничего идея. Вот и пойдем пожрем.
Глава 29
— Привет, Танюха! — незнакомый хриплый мужской голос со спины застал меня как раз в момент смачного такого зевка. — Как тут у нас обстановка?
Рот я, само собой, рукой прикрывала, но все равно ощутила неловкость, как будто поймали меня за чем-то непристойным.
Проснулась около восьми утра и хоть вставать не хотелось, но снова уснуть не выходило. Антон спал рядом, и я почувствовала себя немного виноватой за то, что вчера рухнула тут бревном, даже не предложив ему помощь в раздевании. Он может не хотел в одетым спать, а самому неудобно с одеждой управляться. Я вот точно чувствовала себя дискомфортно после такого сна, хотя с вечера отключило буквально моментально и, как понимаю, обоих.
Сходила в душ, привела себя в относительный порядок, Антон же продолжал крепко спать. Встала у кровати, глядя на него. Бинт повязки на голове выглядел уже несвежим, наверняка нужно будет поменять, а я не то, чтобы умею такое. Брови он чуть хмурил и надо же, только сейчас я обратила внимание на лёгкую, явно ломаную горбинку на его переносице. Раньше, глядя на него в основном снизу вверх из-за разницы в росте, я ее почему-то не замечала. Как и двух белесых полосок шрамов на макушке и виске, что сейчас четко были видны в коротком ёжике волос.
Синяки под правым глазом и на скуле налились оттенками густо лиловыми, но отек спал. А ещё у него ресницы почти рыжие, короткие, но очень густые, правая бровь на излете раздваивается слегка, так что, тоже там шрам похоже. Светлая щетина на щеках и подбородке стала ещё чуть длиннее и остро захотелось снова, как вчера, обхватить его лицо и ощутить ее ладонями, а вместе с ее колкостью и снова почувствовать то самое, щемящее и никак не названное, то такое … наше.
Интересно, а Антон его почувствовал? В смысле, так же как я? Ведь у меня уже был опыт, когда я думала, что чувства общие, что они по умолчанию едины, а вышло… что вышло. Наверное нормальные люди говорят о таком, выясняют как-то сразу, что же это между ними. Даже фыркнула этим своим мыслям. Где я и где нормальность? Да и опять же, учитывая мой опыт с Робертом, слов между нами было ого-го сколько, нежных, красивых, обещаний вагон. И что? Куда вся красота подевалась? И вообще, пора изгонять Роберта из себя, как демона.
Так что, я тряхнула головой, прижала пальцы к своим губам, потом едва-едва коснулась губ Крапивы, позволяя себе уже откровенно любоваться им, вот таким, какой есть, небритым, с синяками, отступила от кровати, прихватила свои ношеные вещи и пошла искать местную прачечную. По дороге встретила Татьяну. Она вещи у меня забрала и позвала завтракать, на этот раз не в пафосную столовую, а на просторную светлую кухню. Тут меня и застало явление.
— А вот и наш Лешенька пришел! — обрадовалась хлопотавшая у плиты Татьяна, нисколько не напрягаясь от фамильярности визитера. — Завтракать будешь?
Лешенька оказался персонажем весьма колоритным, надо заметить. Высокий жгучий брюнет, не уверена, что не крашеный, с волосами ниже плеч, густо подведенными черным светло-серыми глазами, ещё какими-то черно-бордовыми рисунками на обеих щеках и подбородке. Слегка потертая косуха со множеством заклёпок, кожаные штаны, футболка с рожами размалеванных рокеров, напульсники с шипами, высокие ботинки-говнодавы на модном протекторе и обитыми железом носком и пяткой, все, само собой, черного цвета. Ну и поверх сего натюрморта куча цепей разного плетения, на которых болтались разные подвески немалого размера и, предполагаю, веса.
— О, а это у нас новая дядина чикса? А эта… как ее… Ириша уже все? — бесцеремонно обшарил меня взглядом вновь прибывший. — И он же у нас по блондинкам обычно.
Татьяна охнула, всплеснула руками и хотела что-то сказать, но я не опередила.
— Привет, Лешенька, — сказала, окинув сие неформальное чудо ответным бесцеремонным взглядом. — Я — Алиса.
— Из страны дураков? — тут же фыркнул он.
— Лешенька, Алиса — дочка родная Павла Николаевича. Нашлась! — наконец пояснила Татьяна.
— Чего? — носитель кожи и цепей вошёл таки на кухню, чтобы рассмотреть меня поближе. — Какая ещё дочь?
— Ну говорю же — родная. Позавчера помнишь поздно вечером к хозяину приехала Виола Александровна? Ну так вот. Двадцать лет назад у них с Павлом Николаевичем любовь была, а потом закрутилось, судьба развела, расстались, потерялись, и он ни