— Ну-у-у, знаешь, — вот теперь Антон взгляд отвёл и даже здоровой рукой нервно затылок поскреб. — Людей его уровня авторитетности просто бандитами звать не принято так-то, но по сути — да, бандит, только уж очень влиятельный и солидный. Из тех, с кем и мэрами с губернаторами в кабаке погулять за честь. Так понятно?
— Угу. Надо же. Он и моя мать … у меня в голове не срастается, — покачала я озадаченно головой, складывая его черные джинсы и отправляя их в недра спортивной сумки.
— В юности да по большой любви или страсти ещё и не такое у людей срасталось, знаешь ли, — заверил меня Антон. — И вряд ли потом забывается насовсем. Чудится мне, что между ними до сих пор пыхает не по-детски.
Пыхает? У моей-то матери?
— Да нет! Они вон чуть не грызутся все время.
— Ну а я о чем? Пыхает, — уверенно повторил Антон, выдвинул нижний ящик и стал кидать в сумку носки, а я таки решилась и спросила.
— Скажи мне честно, ты на меня очень злишься?
— С какого перепугу? — резко вскинул он голову, но сразу поморщился. А я бездумно, на чистом порыве обхватила его колючие от чуть отросшей светлой щетины щеки и погладила, желая убрать боль. Антон тут же повернул голову, ловя губами мои пальцы и прикрывая глаза, как если бы и правда мое прикосновение давало облегчение. Простые касания, ни капли в них нашей обычной жары не было, но у меня в груди вдруг защемило так остро и пронзительно, будто в это момент происходило нечто небывалое в моей прежней жизни.
— Сначала неприятности, потом побои, теперь вон из дома ехать нужно, ещё и под обязательства выходит, серьезные влетел, — тихо перечислила, преодолевая неожиданный спазм в горле. Что же это такое? Вроде же все хорошо внезапно, решилось в нашу пользу, а мне чудится — вот-вот разревусь.
— Так, не перевирай хронологию, Лись, — нарочито строго нахмурился Антон, хоть его губы так и кривились в рвущейся наружу улыбке. Вот же человек — ходячий оптимизм. — Сначала были ого-го какие приятности, потом снова они же и только потом вот это вот все, но заполируем же опять приятностями, так? А насчёт обязательств — меня за язык никто не тянул, если ты заметила. Так что, это называется не влетел, а сделал осмысленный выбор.
— Осмысленный? — не сдержавшись, фыркнула уже и я. — Это с головой-то пробитой?
— Не пробитой! У меня закрытая черепно-мозговая.
— Антош, ну что же от тебя серьезности то не добьешься? Мы знакомы всего-ничего, а ты… — Крапива стремительно обхватил меня за талию здоровой рукой, боднул чуть в лоб, заставляя поднять лицо и оборвал поцелуем. Коротким и не жадным, как обычно, но после мы ещё с минуту стояли прижавшись лбами и деля дыхание, пока Антон не выдохнул со глухим стоном и не отстранился первым.
— А я уяснил за это время, что мне с тобой по кайфу, чем бы мы не занимались, а без тебя — муторно, — сказал он хрипловато, и впервые наверное глядя мне в глаза так… веско, с чем-то похожим на злость, но все же иным. Как если бы каждое слово имело громадное значение для него. — Поэтому мой выбор — быть вместе и дальше. Вот где тут отсутствие логики или серьезности? Давай уже пойдем, пока нас поторапливать не примчались.
— Пойдем, — согласилась я, смиряясь вдруг легко с четким пониманием — теперь пойду за ним куда и когда скажет. Пускай не прозвучало вслух никаких обязательств, никаких границ не провели, не дали мы названия тому, что между нами появилось, никто не стремился специально, чтобы оно возникло, даже наоборот, но… вот оно, есть, затеплилось и я не буду той, кто затопчет на упреждение, затушит, опасаясь, что потом, когда разгорится, сможет опять болью обернуться. Пусть будет, как будет.
Во дворе нас ждали уже не только родители, но и Артем на своей машине, который категорически заявил Моравскому… блин, когда ещё привыкну даже мысленно звать его отцом, что до места меня с Антоном повезет сам. Возражать никто не стал.
Когда Крапива усаживался на переднее пассажирское мне стало понятно, насколько же сильно он скрывает боль. Зубы сжал так, что желваки побелевшие выперли и лоб весь каплями пота покрылся, хотя только сел и тут же спрятался за обычной широченной улыбкой, начал рукой махать парням, прощаясь.
— Алис, ты там пригляди за этим дурнем, чтобы отлежался, как положено, а не скакал, дурью маясь. — обратился ко мне Зима, когда мы остановились на очередном светофоре.
— Ой, не начинай, бабуля! — фыркнул Антон, — Я же себе не враг, понимаю.
— Ага, но что-то твоей понималки не хватает, чтобы все риски сваливания из больницы оценить.
— Нет, братан, я потому и свалил, потому что хватило. — они переглянулись, явно обменявшись некой информацией, что до меня не дошла и я встревожилась.
— Что-то случилось? — спросила, подаваясь вперёд.
— Не-а. — с совершенно честным видом моргнул Антон, встречаясь со мной взглядом в зеркале заднего вида.
— Роберт опять приходил?
— Не-а. — повторил он.
— Тогда почему ты ушел?
— Соскучился.
Я выдохнула чуть раздраженно, понимая, что смысла нет сейчас пытаться вытянуть что-либо из Крапивы. Позже поговорим. Ехали мы ещё минут тридцать, выбравшись на окраину города, сплошь частный сектор вместо многоэтажек. Вот только старых маленьких домишек тут практически и не осталось. С того времени, как три года назад один прибандиченый бизнесмен выкупил несколько смежных участков и построил домину, в один этаж, но огромной площади плюс этаж под землю, в этот район потянулись люди с деньгами.
— Ну логично, чё. — проворчал Артем, когда по обеим сторонам улицы потянулись каменные заборы один выше и глуше другого.
Джип отца вкатился в гостеприимно распахнутые черные ворота высотой метра в четыре, Артем же во двор въезжать не стал.
— Две недели лежишь как минимум! — погрозил он пальцем Антону, пожав ему руку на прощание и глянул на меня. — Алис!
— Не переживай, добровольно лежать не захочет, я верёвку раздобуду и привяжу. — пообещала я.
— Привяжет она. — пробормотал Антон, как только мы вошли во двор и пошли по подъездной дорожке к дому, до которого отсюда было метров пятьдесят. Глянул через плечо на сопровождавшего нас здоровяка в черной рубашке и шепнул. — Голым, надеюсь?
— Конечно. — фыркнула я.
— А глаза завяжешь, Лисенок? М? — заурчал Крапива мне на ухо и в низу живота мигом потяжелело и сладко потянуло. — Домогаться потом станешь