Книга пяти колец. Том 9 - Константин Александрович Зайцев. Страница 41

это карта боя, приказы, донесения, сплетающиеся в невидимую сеть управления над мертвым войском.

Песнь набирает силу. Она уже не просто рвется из меня — она живет во мне, вибрирует в каждой клетке, выжигая остатки сомнения, остатки страха. Я пою о Свободе. Не для себя. Для них. Для этих воинов, запертых в бесконечном кошмаре.

«Слышите ли вы звон последнего колокола, братья?» — вопрошает мой голос, грубый, окровавленный, но полный нечеловеческой силы. — «Это не призыв к бою, но призыв к Освобождению! Тот, кто держал вас в оковах вечной битвы, кто кормился вашей болью и отчаяньем — он здесь! Он пред нами! Эти стражи — ключники вашей тюрьмы! Разбейте замки! Сотрите их с лица этой гнусной земли! Пусть каждый удар вашего меча, каждый вой стрелы, каждый удар клевца будет не просто уничтожением — он будет искуплением! Освобождением!»

Я чувствую, как в ответ на эти слова, произнесенные на языке, который я не понимаю, но который понимает сама Смерть, армия мертвых вздыхает. Единый, леденящий порыв ветра, пахнущий могильной сыростью и озоном грядущей бури. Доспехи лязгнули громче. Сотни рук сжали рукояти оружия. Тетивы луков напряглись до предела. Это был не стон — это был рык. Рык пробудившихся львов, узревших наконец охотника, дерзнувшего запереть их в клетке.

« Сразитесь не за Империю, что уже стала прахом под вашими ногами!» — гремит моя песнь, превращаясь в рев. — «Сразитесь не за славу, которая давно истлела! Сразитесь за Вечный Покой! За право сложить оружие! За право уйти в Белый Туман не рабами, но Победителями! За шанс сгореть последним, чистым пламенем перед тем, как погрузиться в безмятежность Не-Бытия!»

Белая Дева, ее благословение укрепило холодное пламя в моей груди. Ее тихая добрая улыбка, далекая звезда в кромешной тьме этого места и безмолвное обещание поддержки. Я благодарен ей за эту помощь, но сегодня я не просто ворон. Сегодня должен показать этому месту, что я чемпион великого клана Воронов и я иду дорогой к Небу. Эти стражи, должны умереть. Их уничтожение — первый шаг к очищению моей души от изъяна Гнева, который всегда со мной. Но сейчас Гнев послужит топливом для этой древней Песни Освобождения.

«ВОССТАНЬТЕ, ДЕТИ ОТЦА ШТОРМОВ! ВОССТАНЬТЕ, ВОИНЫ ВОРОНА! ВОССТАНЬТЕ И РАЗБЕЙТЕ ОКОВЫ! ВАШ ЧЕМПИОН ЗОВЕТ! СМЕРТЬ ЗОВЕТ! ПОКОЙ ЖДЕТ! ВО СЛАВУ ПЕРВОПРЕДКА! ВО СЛАВУ КРЫЛАТОГО ОТЦА!»

Я вскидываю голову, глаза все еще закрыты, но лицо обращено к невидимому небу Подземного Царства. Горло рвется, кровь стекает по подбородку, горячая на ледяной коже. Последняя нота песни — не звук. Это взрыв. Тишина после грома. Абсолютная, давящая.

И в этой тишине раздается один-единственный звук. Громовой, сокрушающий реальность, лязг тысячи доспехов, ударивших каблуками о камень в едином порыве. Салют. Признание. Готовность.

Затем я слышу скрежет вынимаемого из ножен оружия. Тысячи клинков, тысячи копий и алебард, тысячи наконечников стрел, направленных вперед. Зловещий шелест лучников, поднимающих тугие луки. И карканье воронов, что звучит уже не как шепот разведчика, а пронзительные, боевые кличи, разносящиеся над строем. И следом раздается оглушительный клич:

ВО СЛАВУ КРЫЛАТОГО ОТЦА!

Армия Мертвых Клана Ворона готова к бою. Моя песнь смолкла. Остался только рев Гнева, превращенного в Орудие Спасения, в моей душе и грохот тысяч шагов, как начало землетрясения, когда строй мертвой тяжелой пехоты сдвинулся с места. Навстречу стражам. Навстречу их уничтожению. Навстречу Освобождению.

Я открываю глаза и повернувшись к мертвым братьям салютую им, получая ответный салют. Эти черные полки проекция моей воли. Моя верная армия, черная, как ночь, тихая, как могила, и неотвратимая, как сама смерть. А над этими безжалостными воинами реет стяг с Парящим Вороном. Ветер, поднятый их движением, бьет мне в лицо, неся запах железа, тлена и древней, нерушимой Клятвы.

Боли нет.

Смерти нет.

Есть лишь путь.

Есть лишь моя воля.

Да раскроются мои черные крылья!

Я шепчу хриплым голосом древнюю как мир мантру, вытирая кровь с губ. И она гремит как гром. А я делаю шаг вперед, во главе легиона теней, вызванных Песнью, которой не должно было быть в этом месте. Пора очистить это место!

Глава 17

Появление Стражей я не видел, но ощущал. Их сила звала меня, она требовала, чтобы я присоединился к ним. Но со мной был мой клан. Мертвые воины, что сражались в тысячах битв, и их сила была и моей.

Сила недоумевала, как я смею ей противостоять. И на несколько мгновений наступила тишина, что была гуще крови и тяжелее свинца. Она ощущалась как жуткий звук неминуемой смерти. Как звук молотка по гвоздю, вбиваемого в крышку гроба.

На трех холмах стояли владыки этого круга, но мое появление изменило этот идеальный равносторонний треугольник. Четвертый угол, четвертое направление, четвертая точка силы был мной. Я стал владыкой смерти, господином севера и тем, кто положит конец этой бесконечной битве. Темная и липкая воля стражей давила на мое сознание, пытаясь найти щель, трещину, через которую можно просочиться и превратить меня в еще одного безумного генерала в их вечной войне. Но каждый из них был жаден, он хотел забрать меня под свою руку и тем самым мешал остальным. Не знаю, сумел бы я выдержать, если бы они объединились, но история не терпит сослагательного наклонения. Здесь и сейчас я держался.

Я чувствовал древнюю, зовущую песнь хаоса. Примитивный инстинкт, шепчущий: «Кинься. Руби. Убей. Стань частью круга. Забудь». Это был зов их сущности, магнит, притягивающий все живое и мертвое в бесконечный водоворот насилия и крови. Мои пальцы непроизвольно сжались, будто ощущая рукоять несуществующего клинка. Кровь, что лишь мгновение назад была льдом, заструилась горячей волной, подгоняемая эхом тысяч только что услышанных смертей.

Но я не был одним из них. Не был их слугой или генералом. Я — Ву Ян, чемпион великого клана Ворона. Тот, кто освободил Прыгающего Выше Солнца, и души воинов, что они поработили, тоже будут свободны.

Я сделал шаг назад. Всего один. Но в нем был весь мой путь, вся боль осознания, вся воля, выкованная в горниле собственного ада. Я не подавил гнев. Я обернул его вокруг своего стержня, как кузнец оборачивает раскаленную сталь вокруг сердечника булата. Он горел во мне холодным, ясным, сфокусированным пламенем. Не слепой яростью, а оружием, готовым к бою и подчиняющимся воле своего хозяина.

Я повернулся спиной к этим троим воплощениям порока. Это был вызов, молчаливый и абсолютный. Повернулся к своему