— Да на, подавись… — буркнул Шенин, нервно хватая листки и ставя подпись.
Что-то он сегодня чересчур дёрганый.
— Случилось что, Олег Семёнович? — осторожно интересуюсь я.
— Кто, кто… конь в пальто поручил! — раздражённо отмахнулся шеф, даже не заметив моего участливого вопроса. — А то ты не знаешь, кто нас тиранит… Спускают всякую ерунду, а отчёт требуют подробнейший… Ладно, идея нормальная. Ещё парочку таких придумаешь — и галочку поставим. Я уж думал, ты совсем про это поручение забыл. И, кстати, не моё оно! Бюро тебе поручило, — придирчиво добавил Шенин.
Ой, точно, ему сегодня за что-то по шапке прилетело.
— Так что случилось-то? — переспрашиваю я.
Шенина отвлекает вызов селектора: негромкое жужжание и мигающий огонёк.
— Олег Семёнович, к вам Остриков на приём, — докладывает секретарша.
— Пусть подождёт, — буркнул шеф и снова повернулся ко мне. — Ладно, тебе можно знать. Сейчас расскажу… Чай будешь? С козинаками?
— Буду! — не отказываюсь я: не часто он меня чаем поит. А уж секретами делится и того реже.
Глава 29
Чай у Шенина крепкий и ароматный. Но согласился я не из-за чая и даже не из-за козинаков (их я, к слову, реально уважаю), а чисто из любопытства. Вроде наш провинциальный Красноярск особо не колбасило, кроме шахтёрских выступлений, которые мы удачно погасили — по крайней мере в нашем крае. Так что опять не так?
— Митинг, Толя, намечается… — Олег Семёнович дождался, пока секретарша плотно прикроет дверь.
— Митинг? Ну и что? Проведём — делов-то! Нам не впервой, — с улыбкой убеждаю шефа.
— Ну, давай, поязви ещё, — поморщился он. — Мало нам одного несанкционированного, так ты ещё организуй… Погоди… Ты серьёзно думал, что я из-за обычного митинга тут переживаю?
— Э-э… несанкционированный? — становится мне неловко за свою браваду, явно не к месту. — А кто проводит? Откуда информация?
— Сводки вот: и из милиции, и от КГБ, — кивнул на стол шеф. — Они уже вторую неделю готовят его.
— Не милиция с органами готовят, а «Мемориал» этот драный, — поправился Шенин, глядя на мою не слишком умную мордень. — Кстати, слышал что-нибудь про них?
— Ну… в прошлом месяце они экспедицию литовскую в «КрасЛаг» организовали, ещё памятник жертвам репрессий установили в посёлке Ревучий, — сам удивился, как вспомнилась старая сводка, которую на бюро крайкома зачитывали.
— Молодец, — кивнул Олег Семёнович. — А то не все и помнят… Так вот, члены этой организации уже в Координационный Совет при Центральном райкоме КПСС вошли.
— Но у нас же есть комиссия по помощи реабилитированным при краевом Совете депутатов. Зачем ещё одна организация? — удивился я.
— Ну, в комиссию они пока не входят, хотя на встрече с ними я это обещал… А теперь ещё и митинг готовят. На площади у БКЗ. Фамилии организаторов я не назову, да они всё равно ничего тебе не скажут…
— Что, спросишь — с какими лозунгами идут? — смотрит на меня шеф, хоть я и молчу. — Уверен, у них уже и транспаранты готовы… И требования. Ладно ещё памятники ставить — тут я сам могу решить. Но каким чёртом я им обеспечу, например, доступ к архивам НКВД? Москву я запросил, но там молчат, как воды в рот набрали. И не ответят, уверен. Все осторожные, никто на себя ответственность брать не хочет.
Шенин говорил всё более зло, а на скулах играют желваки.
— А сегодня выяснил, что они будут требовать отмены шестой статьи Конституции! Мол, партия не оправдала доверия народа, допустив репрессии. Представляешь, что в Кремле под вечер на столе окажется в сводке про наш край?
Что ж, логично — грядёт отмена закреплённой в Конституции руководящей роли партии. Но вот быть зачинателями этого праздника демократии — удовольствие сомнительное.
— Что-то я не слышал, чтобы в капстранах кто-то требовал отчёта за репрессии, хотя фактуры там тоже хватает, — недовольно бурчу я. — И митинги им не разрешают! Например, достоверные факты о голоде в США в 30-х, ни одна газета не напечатает. Не говоря уже о доступе к архивам ФБР… Да разогнать митинг — и все дела. Не время нам в собственных недостатках ковыряться и голову пеплом посыпать — сейчас надо в будущее смотреть.
— У нас ситуация другая: САМ, — Шенин кивнул на потолок, — требует больше гласности! Просто, некоторые меры не знают! И при таком раскладе я крайним окажусь в любом случае. Милицию можно задействовать, но… крику будет. А эти ещё и разрешение на митинг брать не хотят.
— Может, и правда подогнать, например, парней-афганцев тех же, да… — осторожно намекаю.
— Плохая идея… — отрезал Шенин, даже не дав договорить. Видно было, что он и сам уже думал в этом направлении.
— Есть ещё варианты… — не сдаюсь я. — Например, подсунуть им «подсадную утку», которая на митинге будет требовать чего-нибудь незаконного, ну хоть отделения Сибири от СССР. Или вот ещё… Если они там между собой передерутся — ну мало ли, на почве личной неприязни, или две разные организации сцепятся: «Мемориал» там и «Не мемориал» какой-нибудь… А мы милицию подгоним уже во время конфликта? И митинга не будет, и мы красавцы — не дали разгореться беспорядкам.
— А можно ещё так: — вошёл я во вкус, — организовать в это же время возле площади распродажу чего-нибудь дефицитного. Ну, там сапоги, мебель, порошок импортный, да хоть кастрюли чугунные. Народ побежит за товаром, а не за лозунгами — толпа мигом рассосется.
— Гм… — Шенин, открыв рот, смотрит на меня как на говорящую рыбу. — Откуда у тебя такие мысли изощренные? Ты будто учился где…
Откуда-откуда… из будущего. Грязные политтехнологии называются. О, их у меня — вагон и маленькая тележка! Для наивного советского человека всё это сейчас дикостью кажется, а совсем скоро станет обычным рабочим инструментарием. Митинг перенаправить, чью-то толпу разогнать, в газету «правильную» утечку подбросить, компромат вывалить, «вброс» закинуть — и никаких угрызений совести. Наоборот, будут считать, что всё сделано правильно, по науке. Там это будет называться «работой штаба».
— Надо обдумать… — Шенин трясёт головой, пытаясь прийти