Виталик начал неуклюже рыскать по близлежащим рюкзакам:
– Где веревки-то взять…
Давид сделал небольшой шаг ко мне.
– Стоять! Еще шаг – и стреляю! – Я проверил курок.
Остальные в немом удивлении смотрели на меня.
– Если вы не знаете, Давида разыскивает милиция за ритуальное убийство, – сообщил я всем, надеясь обрести союзников.
– Тогда все понятно… – Давид наклонился к своему рюкзаку, взял из него что-то небольшое и сунул себе в карман:
– Иван, я же тебе говорил – никогда не бери в руки оружие, не осознавая, что ты будешь с ним делать… – Поднявшись, он спокойным шагом направился ко мне.
– Стой! Стреляю!
Давид был уже в трех метрах. Я направил ствол прямо ему в грудь, но он продолжал движение. Я не видел ничего, кроме рисунка голубого улыбающегося дельфина на его майке. В медленном, но упорном приближении ко мне милого рисованного животного было нечто дьявольское. Я спустил курок. Ружье громко щелкнуло. «Это выстрел?» – успело пронестись в мозгу до того, как я понял, что это осечка. Нажал на спусковой крючок еще раз. Снова щелчок. Давид подошел ко мне, достал что-то из кармана и защелкнул на моем правом запястье. Наручники. Каким-то образом – я не смог осознать ни в тот момент, ни позже —второе кольцо наручников через секунду оказалось на запястье моей левой руки. Давид забрал у меня ружье и положил его туда, где оно лежало до этого – на вещи Малдыбая:
– Пугалку положим на место. Патронов там все равно давно нет.
– Ты вытащил у него патроны? – Спросил я.
– Не люблю, когда рядом со мной вооруженные люди.
Виталик растерянно стоял у чьего-то рюкзака с веревкой в руке.
– Ну а с тобой, деятель, что делать? – С улыбкой спросил Давид, глядя на него, – тоже, как декабриста, в кандалы и в Сибирь?
– Н-нет, – промямлил мой друг.
– Все-таки придется, наверное, – Давид вытащил из своего рюкзака пистолет и еще одну пару наручников, которые кинул Айгуль под ноги, – надень на него.
Она защелкнула наручники на Виталиковых руках.
– Теперь, юные мстители, или натуралисты, или кто там еще… Садитесь, – Давид махнул рукой на место у газовой плитки, – времени сейчас нет, поэтому придется так пока с вами действовать…
Мне хотелось развернуться и побежать в степь, но я, конечно, понимал бесперспективность такого сценария действий. Вместе с тонкой струей холода, опускавшейся по горлу вниз и наполнявшей грудь, приходило осознание, что мы с Виталиком так невероятно легко и нелепо проиграли. Тем нелепее, что все преимущества были на нашей стороне.
Давид отошел от горелки, потом вдруг повернулся ко мне и с усмешкой спросил:
– Когда все вокруг кажутся дьяволами, не видишь ли ты просто во всех свое отражение?
Глава 19
Из степи вернулся Малдыбай. Увидел наручники на моих и Виталиковых руках, он удивленно сдвинул брови, но ничего не сказал.
– Они тоже ордена начали требовать. А на всех орденов не хватит, – объяснил Давид.
Малдыбай молча сел около газовой горелки, у которой – как ни в чем ни бывало – орудовала с ужином Оля. Она разложила по тарелкам кашу; нам с Виталиком так же, как всем остальным. Я испытывал ощущение некой абсурдности: вокруг словно ничего не изменилось, и только мы с Виталиком сидели в наручниках.
Ужинали все молча. Малдыбай несколько раз бросал взгляд на наши с Виталком наручники, но ничего не говорил. После того, как все поели, Давид прервал молчание:
– Ритуал – это процесс освящения какого-нибудь предмета или события. После совершения ритуала наши обычные физические действия начинают работать на достижение духовных целей – вести к освобождению и просветлению. Это очень важно. В ритуале главное – не само действие, а идея и энергия освящения. Можно просто готовить еду, а можно готовить еду ритуально. Еда, приготовленная обычным способом, не будет вести нас к духовной цели, а еда, приготовленная ритуально – будет. В идеале, каждый поступок и каждое действие человека должно быть освящено. Тогда все смогут достигнуть святости и просветления невероятно быстро и легко. Но на это у нас, конечно, нет времени… Поэтому мы привыкли создавать ритуалы только для самых главных событий в жизни – рождения, бракосочетания, смерти. Ну и по возможности – еще для чего-то, что считаем важным. Сейчас то покупку машины освящают, то начало бизнеса, или даже ядерные боеголовки… И это правильно. Если вся наша жизнь будет освящена через ритуал, то нам уже не нужно будет стремиться к чему-то священному – оно будет вокруг и внутри нас…
– Скажи, ты действительно убийца? – Оборвал я его.
Давид усмехнулся и покачал головой:
– Никогда не давай определений – ни себе, ни другим. Этим ты загоняешь человека в рамки искусственно придуманной модели поведения. Ни Вселенная, ни наша сущность не понимают модели, и только «эго» пытается все определить и сузить до своего примитивного мировосприятия. – Он обернулся к остальным. – Пройдем еще километров пять – может, до реки дойдем…
– А что с нами? – Спросил Виталик.
– Ничего, – пожал он плечами, – руки вам в дороге все равно особо не нужны…
Садилось солнце. Мы снова шли по направлению к горам. Малдыбай и Давид все так же двигались впереди, только теперь рядом с ними бодро шагали девушки. Сергей, Виталик и я брели в хвосте.
– Серег, ты хоть скажи, что все это значит? Вы что, нас убить хотите? – Заканючил Виталик.
Сергей неуверенно обернулся к нам:
– Н-не знаю. М-меня это не касается.
– Может, и тебя хотят убить?
– П-пошел ты…
В эту секунду я освободился от оцепенения, в котором находился с момента нашей неудачной попытки «бунта». Огромная энергия и сила, словно прорвав плотину, хлынули во все части моего тела.
– Давай его сейчас убьем, если это его не касается! – Крикнул я Виталику.
Подбежав к Сергею, я попытался поймать его в кольцо своих сомкнутых в запястьях рук. Но он наклонился вперед, мое «кольцо» промахнулось и я только несильно ударил его по голове. Не сбавляя натиска, я ударил его еще раз и повалил с ног. Ко мне присоединился Виталик, и вдвоем мы неуклюже прижали его к земле.
– Говори, сука! – Я пытался надавить металлической перемычкой наручников на его горло. Но в этот момент меня кто-то ударил по голове, потом еще раз. Я съехал с Сергея набок.
Давид и Айгуль сидели напротив нас с Виталиком. Айгуль держала на весу свой пистолет, а у Давида в руке была резиновая дубинка. «Она-то откуда здесь взялась?» – мелькнула у меня мысль.
Я посмотрел на Айгуль. С того момента, как мы нежно обнимались и целовались в палатке во время ночного ливня, не прошло и суток. Ее темные глаза настороженно встретили мой взгляд, но неуверенность скоро превратилась в равнодушие (или мне так показалось…). В любом случае, взгляда она не отвела.
Давид подбросил монетку, поймал и посмотрел, что выпало. Глянув на нас, рассмеялся:
– Я думаю, вы уже сами в полной мере осознали свой проступок, и в дальнейшем такого не повторится. Теперь в путь. Нам осталось совсем немного, и впереди нас ждут удивительные открытия, – он поднялся на ноги и зашагал к горам. Остальные – за ним.
Через пару километров начались глинистые участки, о которых говорил Малдыбай. Порода под ногами приобрела красноватый оттенок, напоминая цветом глиняные цветочные горшки. Малдыбай направил коня левее, и мы теперь шли не к горам, а параллельно им. Вскоре показались действительно невероятно размытые ручьи, глубокие борозды причудливых очертаний. Казалось, что земля стала мягкой как пластилин и ночные потоки дождя слепили из нее самые непредсказуемые узоры, пытаясь скопировать не то лунный, не то вулканический пейзаж, но только в гораздо меньших размерах.
– Как шрамы на теле, – тихо сказал Виталик.
Малдыбай довел нас до места, где сквозь глину проступали скалистые породы и песок. Там мы снова свернули к горам. Все шли, перепрыгивая через глиняные потоки с одного каменного островка на другой. После неудачного прыжка моя нога соскользнула в глину, я потерял равновесие, которое в наручниках контролировать было