– Утра не будет для вас! – завизжал тот. – Все кончится утром, навьи дети!
Отец не стал ему отвечать, закрыл калитку, спустил с цепи пса и вернулся в дом. Обнял дрожащую Джалар, спросил устало:
– Ты зачем открыла ему, дуреха?
– Он так просил… поговорить хотел.
– Да кто ж с разговорами ходит среди ночи? – удивился отец. – Ты не в себе, дочь?
Джалар молчала. Как объяснить, что уже целое время Рыси и половину времени Утки она бьется над неразрешимой загадкой невестиных гонок? Что чувствует: кто-то развеял семена вражды в их Краю, кто-то огромный, чужой и страшный втянул их в опасную игру, и она в ней – разменная монета.
Бежать
Утром бабушка попыталась расспросить сына, где же он пропадал столько времени. Но отец только отшучивался, а когда за дело взялась мама – рассердился. Накричал, что не их ума дело, где мужчина пропадал, по каким таким делам. Мама расплакалась и убежала в огород, чтобы работой заглушить обиду, она всегда так делала. Бабушка в глубокой задумчивости смотрела на сына и о чем-то своем думала. Джалар сжалась на скамейке у окна. Она никогда не видела отца в таком гневе.
– Ты вот лучше у нее спроси, почему к ней по ночам женихи ходят! – бушевал отец.
– Он не мой жених, – пискнула Джалар.
– Еще и жених чужой! – расхохотался вдруг отец. – Чужой жених ночью пришел, а вы, клуши, всё проспали!
– Папа! – закричала Джалар. Не от обиды, от страха. Никогда-никогда-никогда отец так не разговаривал с бабушкой.
С улицы раздался шум – Вира шла по деревне, стучала в бубен и кричала:
– Сход, сход!
Отец вдруг сделался растерянным, будто очнулся, посмотрел на Тхоку, на Джалар, спросил:
– А Такун где?
– Где! – фыркнула бабушка. – Плачет, поди, над морковной грядкой.
Отец нахмурился, вышел через заднюю дверь. Тхока опустилась на скамейку рядом с Джалар.
– Про какого жениха он говорил, не пойму я.
Джалар рассказала. Только про что говорили с Лэгжином – не стала, бабушка ничего не поймет, да и времени нет, Вира уже стучала им в ворота, голосила: «Сход, сход, все на сход!»
– Что за сход, бабушка? – спросила Джалар.
– Вот сейчас и узнаем. Ты оделась уже, беги. Я отца с матерью дождусь, и придем. Ступай, ступай, Джалар, не мозоль глаза.
Джалар подумала, что надо еще успеть рассказать про Лэгжина Мон, и послушно поплелась на поляну.
Все уже собрались здесь – все дети Рыси, каждого она знала в лицо, все ей привычны и знакомы. Эркен тихонько трогал струны тавура, но из-за голосов не было слышно, что он играет. Айна с Баярмой и Тэхе шептались и хихикали, они и правда притащили прялки, глупые девчонки. Мон стояла далеко, с родителями, она посмотрела на Джалар, но не подошла. Шона куталась в шаль, передергивала плечами, а ведь на улице еще по-летнему тепло. На Джалар глянула мельком и отвела глаза, сделала вид, что не заметила. Будто Джалар виновата, что Аюр полюбил Сату, а не ее!
«Я слышал голос, Джалар. Твой голос. Ты просила утешить Шону. Просила помочь ей. И обещала, что будешь моей тайной женой…»
«Нет, этого не может быть. Не мог Лэгжин этого слышать, он все выдумал, чтобы… чтобы что?» Джалар сердито топнула. Ее злило, что она не знает ответа ни на один свой вопрос.
Вира перестала стучать в свой бубен, вышла в середину круга, но заговорить ей не дали. Раздвигая людей, в круг вошли чужаки. Теперь Джалар смогла их рассмотреть: они и правда были красивыми, но странной, непонятной красотой, будто картинки в книге, а не живые люди. Один из них заговорил, и Джалар не сразу поняла, что не слышит, что на нее опять опустилась глухота. Она видела, как чужаки открывают рот по очереди, но не слышала ничего, ничегошеньки! Вдруг сквозь глухоту пробился какой-то звук. Джалар огляделась – это Эркен перебирал струны тавура и смотрел, смотрел на нее. Но один из чужаков подошел, вырвал тавур из его рук и сломал о колено. Джалар вскрикнула и зажмурилась. Сейчас начнется такая драка, а у чужаков ружья! Но никто не сдвинулся с места, не шелохнулся, никто не вступился. И Эркен присел, склонился над тавуром, пытался собрать струны, дощечки – все, что осталось. А чужаки продолжали говорить, и Джалар по-прежнему не слышала их, но, кажется, понимала, чего они хотят.
Забрать лес.
Забрать реку.
Забрать все озера.
Все родовые камни и деревья.
Джалар будто провалилась в Навь, в гулкую пустоту, в которой полыхало полуденное солнце, слепило и жарило, за всю свою жизнь Джалар не помнила такого пекла. Она оглянулась. Вокруг стояли ее соседи, родители, друзья, они все смотрели на чужих и кивали, кивали им как заведенные. Почему? Ведь чужаки пришли, чтобы забрать…
Нет, не лес, не реку, не озера и острова в них.
Они пришли за тобой, Джалар. Им нужна ты. И тогда они не тронут ни лес, ни реку, ни озеро…
Джалар столкнулась взглядом с отцом. Он тоже кивал, глядя на чужих, кивал бездумно, в такт словам, но взгляд его кричал: «Беги, беги, родная, спасайся!» Джалар оглянулась, пытаясь найти маму и Тхоку, но они слились с толпой. Бабушку Джалар вроде бы узнала, угадала по зажмуренным глазам и плотно сжатым губам, но, может, это не она была вовсе, а Мон, хотя как такое может быть, о великая Рысь, ведь они совсем не похожи, что за страшное заклятье, дайте мне слух, я хочу услышать, я хочу увидеть маму!
– Беги! – прорвал морок голос отца, и Джалар вырвалась из общего круга, бросилась прочь.
* * *
Она забежала во двор своего дома, промчалась по крыльцу, вытащила из темного угла в сенцах рюкзак, она ведь знала, знала, что этот день придет, но подожди, успокойся, Джар, что такое с тобой, почему ты бежишь? «Отец велел…» Но разве он знает? Где он был так долго, откуда вернулся будто сам не свой? Джалар выпустила лямку рюкзака. Сату часто ей говорила: «Ты слишком порывистая, Джар, ты хоть подумай сначала». Да, надо подумать. О чем говорили пришлые, она не слышала, да если бы и слышала, не понять – правду ли. Отец велел бежать. Да, но он так странно вел себя утром… Но ночью он прогнал Лэгжина. И он же все-таки ее отец, он бы никогда не причинил ей вреда!
Вдруг раздался то ли стон, то ли всхлип, и Джалар замерла. Кровь бурлила в ней, и страх клубился в голове, но ведь кто-то плачет там, в ее родном доме! Джалар