Мы потрясённо молчали. Я даже не знаю, как Ричард всё это на себе тащил. Ему, наверное, порой было смертельно тяжко – а может, и не порой, а практически постоянно.
– Но ведь что интересно, – продолжал Ричард чуть ожившим голосом. – Ваши, значит, передвинули фронт. Очень уж всё это прошло бодро: нашим опомниться не дали. И отступать братве пришлось как придётся – лазарет бросили. Кто мог уйти своими ногами – тот ушёл, а самые тяжёлые остались. Ваши вошли – а там жрун. Ну ясное дело: ребята ведь вроде бы не жильцы, а жруну крыло перебило, он его, значит, свежатиной пытался залечить. Вот его ваш фарфоровый боец гранатой и заглушил. Хорошо попал, прямо в дыру, из которой огонь, говорят. Разорвалась внутри жруна, даже и не зацепило больше никого.
– Обалдеть! – не выдержал Жейнар.
– Ага, – кивнул Ричард. – Я с ними, ясное дело, не пошёл. Я сразу сказал: я в своих стрелять не могу. Глупо после того, что уже сделал, но вот так. В тварей – буду. А в людей – ни в каких не могу. И никто не стал настаивать. Я узнал, что ваши продвинулись к лесу и взяли лазарет, уже сильно потом, от ваших же медиков. Они наших в ваш лазарет доставили, вот что. А там оказались землячок мой, Мунг-Заика, Турин, городской парень, студент, и рыжий Акс, представляете? Ну чудо, конечно, что выжили. Особенно Аксу досталось: ему один осколок ключицу сломал, второй из руки выше локтя вырвал кусок, да ещё и контузило. А Мунг с Турином остались без ног: Турину-то только ступню оторвало, а Мунгу угодили прямо в коленку, в самый сустав. Там нашей братвы было ещё человек десять, но то из новеньких или из другой роты – я их не знал. Можно молочка ещё?
Я сама ему налила – и Ричард выпил, будто у него в горле пересохло. Глаза сделались чуть бодрее.
– Ну вот, – продолжал он со вздохом. – Акс был без памяти. Турин сказал, что сначала-то он был в себе ещё, а потом ваши медики ему замирательной микстуры дали. Чтоб спал и не мучился. Им с Мунгом тоже дали – только не такой крепкой, хотя Турин мне и сказал, что чувствует себя, как малость вдетый.
Я улыбнулась – вспомнила этот перелесский жаргон.
– А Мунг, – сказал Ричард, – лежал и плакал. Я думал, у него жар, но это он жалел, что не убили сразу. Еле выговорил, так заикался, что – всё, мало того что впереди сплошной ад, так он ещё и калека, чисто корм для тварей. И Турин не плакал, но вид у него был такой, будто он уже решился застрелиться – только вот раздобыть бы пистолет. И это всё было понятно. Вот что было непонятно: ваши-то тоже лежали тут же, в лазарете. И тяжёлые, и всякие. И пока я пытался Мунга как-то утешить, к вашему парню рядом пришли приятели – и они начали разговаривать. Тут и Мунг заткнулся, и я тоже – мы стали подслушивать. Ваш раненый тоже ведь был ранен в ногу – а это всех нас очень занимало, вы ж понимаете.
– Серьёзно ранен? – спросил Ольгер.
– Как Мунг, не легче, – сказал Ричард. – И говорит своим: мол, врачи говорят, что тяжело ногу сохранить, да и будет он потом всю жизнь хромать и боли терпеть, а лучше отнять. Я думал, другие парни начнут его убеждать не даваться, а они – наоборот! Ты, говорят, не думай отказываться, тебе протез положен за казённый счёт, ты с протезом Фогеля ещё плясать будешь, а откажешься – ползать тебе на костылях. И стали вспоминать Риэля какого-то, которому ногу отняли почти по бедро, а он из отпуска вернулся в часть. Ребята так слушали, что у меня сердце заныло – ну я и набрался наглости. И говорю: а можно поговорить с Риэлем?
– Неужели привели? – спросила я.
– Именно, – Ричард даже улыбнулся тенью улыбки. – Парняга здоровенный, не меньше чем с Вика ростом, вошёл легко, мы не поверили, что безногий. А он, как циркач какой-то, задрал штанину и поставил ногу на табуретку. Ноги-то у него не было вот по это место, а был диковинный протез из каучука и каких-то железячек. Этот Риэль нам и рассказал, что фарфоровые солдаты – никакие не мертвяки, что это тоже протезы. Такая наука. Медицина и некромантия, с Божьей помощью. Так и сказал, понимаете? С Божьей помощью. Чтобы могли сражаться с адом. Вы бы слышали, как он сказал.
– Вы все поверили? – спросил Ольгер.
– Да, – сказал Ричард. – Все. Я увидел, что у парней появилась вроде надежда. И у меня тоже появилась надежда. Потому что, понимаете, я ему поверил, что с Божьей помощью. Потом уже я много разговаривал там… и с капелланом, и с некромантом. Наставник Олин – я понял, что настоящий наставник, без адского обмана: у него глаза человеческие, тёплые. И не совсем еретик, по нашим меркам, по перелесским: мы с ним вместе молились по канону Сердца Мира и Святой Розы. А некромант там – мэтр Далайр, славный мужик, тоже деревенский. Братва окопная, дурные зубоскалы, его прозвали Демоном, потому что рог у него на лбу, с полпальца длиной, слева, но… ну не знаю, не чуял я в нём ада.
– Он лошадок из соломы делал? – спросила я. Вспомнила – как-то даже тепло стало.
– Из сена, – кивнул Ричард. – Я видел, как он одра такого делал из бычьих костей. Бык-то братве в котёл пошёл, а кости-то мэтр Далайр собрал, обчистил и сеном обмотал. У них