– Я нужен ей.
– В прошлый раз она меня как будто не узнала.
– Тише. Если я уеду, кто за меня работать будет?
– Да что у тебя за работа? Целый день ходить по замку и своим трагичным взглядом соблазнять горничных? Или на ужине надменно сидеть во главе стола?
– Я командую армией. Я чищу здешних.
– А я чищу нездешних.
– И кто будет это делать за меня?
– Я могу. Пока здесь, заменю тебя. Опыт у меня большой. – Он закинул ногу на ногу и откинулся на спинку уличной скамьи. – Ты же даже руки свои королевские почти не мараешь. Они друг друга порешат, кто последний, тот и мается. У меня получится.
Я задумался.
– Наверное, ты прав, друг. Лучше мне уехать на время. Барвинок твой до добра меня не доведёт.
– А я тебе его больше и не дам. А то приеду в следующий раз, а Венс лежит в своих шикарных хоромах сухой, как мумия. И попрёт меня королева из замка или четвертует под горячую руку и в огонь. Или ещё хуже, заставит себя ублажать вместо тебя!
– Я не ублажаю её, Вик, а за такие слова и под трибунал можно.
– Можно. Всё можно. Да только не верю я в ваши сказки. Не верю. Да и как же ты тогда без меня со своим разбитым сердцем! – рассмеялся он.
Мы молчали несколько минут. Вода в озере рядом с нами была прозрачной, как слеза. На дне лежали камни и ракушки, которые я привёз с моря. Они уже покрылись слизью.
– Куда поехать? – спросил я.
– Мне всё равно, езжай куда хочешь.
– Куда я хочу, мне нельзя.
– Почему это?
Мы обменяли взглядами. Его глаза, как всегда, были холодной бирюзой.
– Ты думаешь, стоит? – усомнился я.
– А почему нет?
Его прямолинейность забавляла меня и во многом помогала признаться себе в том, в чём я сам признаться боялся.
– Извини, мне нужно прогуляться одному. – Я взял трость и шляпу, направился к лесу.
Вик всегда твёрдо знает, что делает, иногда мне казалось, будто он специально воспитал в себе этот твёрдый характер. Он не даёт себе возможности сомневаться – он охотник, для него промедление подобно смерти. Нет времени, чтобы ждать. А я последние десятилетия только и жду. Чего же? Могу ли я вот так поехать туда? Какое безрассудство! Вдруг кто-то из них увидит меня, узнает? С другой стороны, почти никого уже нет в живых… Кто знает, может, рискнуть? Только это ничего не принесёт мне, кроме тоски.
Сосновый лес безмолвно кивал головами.
2
Я отправился за своими воспоминаниями, когда наступил октябрь. Не хотелось торопиться. Выбрался из своей башни, за пару недель пересёк море и добрался до границы. Шло второе десятилетие двадцатого века, наша любовь осталась в прошлом веке. Вик уверил меня, что так будет лучше, ведь я изголодался по ней, и действительно, мне порой кажется, что её и не было никогда. Может, всё зря?
Пока вокруг росли кипарисы и пирамидальные тополя, мне было спокойно. Но когда я увидел берёзы, теряющие листья, что-то сдавило грудь. Дороги развезло, небо склонилось над лужами, синь застилала глаза, я всё шёл на север, уговаривая себя, что это просто прогулка по давно покинутым местам. Я ни с кем не разговаривал в дороге, пробираясь полями, лесами, вдали от селений, и совсем не хотел есть. Жажда – неподходящее чувство. Было в этой осени что-то бесконечно печальное.
Крутой поворот реки, вздыбленные берега, холодные ветра, просторы. Когда я появился в её губернии, морозы вступали в силу. Безлунная тёмная ночь, даже звёзды не светили, зато кругом плясали пожары, бросая сквозь тьму ночи кровавые отблески. Пепел витал в воздухе, смешиваясь с робкими снежинками. Я взбежал вверх от реки, слыша сдавленные рыдания, стоны, и предо мной наконец предстал её город.
Я готов был поклясться, что это безумное видение, словно ад на земле. Когда-то прекрасные дома и новые ухоженные особняки в стиле модерн с аккуратными садиками, пышные ветви деревьев вдоль дорог, почтенные матери в экипажах, тишина и уют превратились в пожарища, пепелища. Вырванные двери, выбитые стёкла, вместо деревянных сараев лишь чёрные головни. Я оглядел когда-то знакомые дома, точнее, то, что от них осталось. Вниз по разбитой улице ветер нёс абажур от торшера.
Что произошло? Я побежал к их дому, мимо дымящихся тополей, через обрушенные ворота, срезал через сад и оказался на Покровской улице. Здесь разрушений было меньше. Я пригнулся, подходя к каменной ограде. Кусты сирени под окнами заставили мои руки дрогнуть. Какое-то тряпьё валялось во дворе. Стемнело, я отчётливо услышал разговор двух неизвестных:
– Режь глубже!
– Сам режь, тугой.
– Ты руку-то глубже засовывай.
Я выглянул из тени и увидел двух мужиков, одному лет сорок, другому к шестидесяти. На пальцах блестели кольца, одеты в кафтаны верблюжьего цвета. В руках у одного был финский нож, которым он нещадно кромсал матрас. Другой стоял рядом, закинув руку за голову.
– Бабка туда золотишко своё зашила, некуда больше!
– Откуда знаешь? Она вон какая хитрая.
– Говорят тебе – режь давай!
– Слышь, Кузьмич, а не слишком ты раскомандовался?
– Не-а, не слишком. Наконец-то нашего брата слушаться и бояться стали! Теперь всё это наше, так-то!
Грабители? Я обошёл дом вокруг, заглянул в окна гостиной. Толпа смуглых мужчин в замасленной одежде сидела на их роскошных диванах, топтали паркет грязными сапогами, курили самокрутки прямо в комнате, где лепнина на потолке. Какая-то толстая женщина визжала, до неё домогался бородатый старик. Вся эта вакханалия настолько поразила меня, что я еле сдержался, чтобы не влететь в комнату и не открутить им головы. Мне нужно было узнать, что случилось с семьёй.
Я прыгнул на стену, оттолкнулся от карниза и взлетел под крышу. Оттуда удобнее было заглядывать в окна второго этажа. Я, стиснув зубы, заглянул в её комнату. Шторы были не задёрнуты, всё до боли знакомое, покрытое унынием и одиночеством, предстало моему взгляду. Балдахин, спускающиеся вниз кружева, её шкаф, зеркало в витой оправе треснуло. Я почувствовал огромное желание распахнуть створки окна и сесть, как тогда, к ней на подоконник. Но вместо этого я заглянул в соседнее, её сестры, оно было рядом. Здесь неожиданно для себя я увидел женщину лет пятидесяти с красными глазами, опухшими от слёз. Волосы забраны в простой пучок, на плечах белая шаль. Неужто Аня? Бросил короткий взгляд и скрылся в тени карниза. Столько лет прошло, её невозможно было узнать. В отличие