С большинством мы познакомились недавно, ведь нас распределяли прямо здесь. Уже тогда у некоторых появилось недоброе предчувствие…
Сбились в кучку, потому что палатки стояли на голой земле, а на улице хоть и не сибирские морозы, но всё равно холодно. Декабрь же.
— Да кто сейчас умеет города брать? — первый голос стал потише, но мы всё равно его слышали. — Думаешь, чеченцы сразу сдаваться будут, как нас увидят? Выкуси! Не будет такого. У меня ещё прапрадед с ними воевал! Офицером был в нижегородском драгунском полку! Мы его письма и дневники находили на антресоли, и он в них писал, что на этой войне, мол, ещё мои потомки воевать будут! Так и вышло. Не будут они сдаваться, они там до последнего стоять будут.
— Не паникуй, Фомин.
— Это не паника, это здравый смысл! Ещё и едем туда колоннами бронетехники, а вокруг одни пацаны восемнадцати лет. Попомни моё слово, мы ещё Афган с ностальгией вспоминать будем после такого. Пошли лучше выпьем, Аверин, — предложил офицер спокойнее.
— Нет.
— Для дезинфекции же. Красные глаза не желтеют.
— Нет, — раздался кашель. — Давай с твоим гавриком вопрос решим.
— Между нами — по делу он отхватил. У тебя пацаны-то дружные, сразу сошлись, вот и дали ему ***. Короче, я его накажу, но своим тоже с рук этого не спускай.
Сегодня мы за ангаром побили одного придурка из пятой роты за то, что он хотел отобрать сигареты у Толи Шапошникова, которого все почему-то называли Баландой. Мы вступились, а тот гад нажаловался командиру. Вот и думали, что скоро придёт расправа.
В палатку вошёл капитан Аверин. Мы тут же вскочили с ящиков, которые нам заменяли стулья. Думали, что он будет орать, потому что свой крутой нрав капитан показывал с первых же часов, как мы его увидели. Гонял он нас без пощады.
Но сегодня было иначе.
— Вольно, — распорядился Аверин.
Капитан был на удивление спокоен, и строить нас не собирался. Он принюхался, потом взял фляжку у Руслана и нюхнул её.
— А я думал, вы спирт глушите, а вы тут лимонадики попиваете, — Аверин оглядел нас. — Эх, пацаны-пацаны… Царёв же? Как прозвали?
— Царь, — ответил вместо Руслана Борька Шустов, светловолосый парень, который постоянно шутил.
— Не, на Царя не тянешь, — Аверин усмехнулся. — Ещё только царевич.
— О, — Борька засмеялся. — В самый раз! Царевич!
— Кого ещё как? — поинтересовался капитан.
Голос спокойный, на сурового офицера он пока не походил. Наоборот, будто выпала свободная минутка, и он хотел побыть самим собой.
— Вот Старый, вот Самовар, вот Баланда, вот Пятачок, — оживившийся Боря показал на рослого широкого парня с вечно приоткрытым ртом.
— Почему Пятачок?
— А мы уток увидели на озере, — начал объяснять Боря, — думали, как подстрелить, из чего. А он слушает и сказанёт: а у меня дома ружьё есть.
Пацаны засмеялись, Пятачок тоже.
— Короче, Шустов, раз ты тут самый шустрый, как я вижу, — капитан выпрямился. — Утром зайдёшь к прапорщику, перетаскать надо будет ящики, куда он скажет. Всё, срач убрать, ложиться спать! — распорядился он. — Первый и последний раз делаю поблажку.
— Товарищ капитан? — начал я. — Разрешите…
— Говори, Старицкий.
— Вот вы там на улице с кем-то говорили, что…
— Спать, — сказал он. — А там будет видно. Но я вас ещё погоняю. И за того дебила из пятой роты вам достанется. А то расслабились, я смотрю. Не, не выйдет вам шланговать. До седьмого пота гонять буду, вы у меня…
Аверин что-то пробормотал на выходе из палатки и удалился.
— Шустрый теперь будем тебя звать, — тихо сказал я, глядя на Борю, и все снова засмеялись.
Что говорил капитан, когда выходил, я не слышал, но Руслан потом сказал, что там было что-то вроде «вы у меня ещё живыми вернётесь, салаги».
* * *
Нас тогда так и не наказали за Вадика, не до этого всем стало — началось наступление, и некоторых, кто был в той палатке не стало в первый же день боёв. Ну а сам Вадик какое-то время старался держаться от нас подальше, правда, всё равно пересекались.
И вот настала ещё одна встреча с этим человеком, про которого я забыл.
Менты могут взять его быстро, но он может начать стрелять. Хоть и пьяный, но попасть в упор вполне выйдет. Впрочем, опера готовы рискнуть, и оружие у них есть. Они так рискуют каждый день.
Пешкин старательно напирал на ОМОН, но понятно, что он хочет сообщить новости кому надо и получить от него инструкции. Слишком он перепугался возможных перспектив, что и его это как-то заденет. Я бы даже сказал, что он паникует. Его аж трясло. Вот и торопится.
Но пока всё шло по плану, и я думаю, что бандиты, услышав про ФСБ, рисковать не захотят и перепугаются не меньше молодого Пешкина. Это ведь не местный уголовный розыск, здесь последствия намного серьёзнее.
Впрочем, ловушка должна захлопнуться, чтобы и Вадик не сбежал, но и чтобы никто не успел с ним поговорить во время допроса, особенно — Ерёмин. Вопрос нужно закрыть сегодня, в этих сутках, пока не закончился вечер, так или иначе. Завтра будет поздно, завтра следак уже подсуетится, да и бандиты могут прикинуть, что к чему.
Поэтому нужно протянуть время, отвлечь, но не затягивать.
— Давай я с ним поговорю, — сказал я. — Может, решит сдаться?
Моржов нахмурил лоб, пытаясь понять, что я задумал. Но я просто хотел закрыть вопрос так, чтобы и его не подставлять, ведь он же помог. Хотя рискованно, но Моржов рисковать привык.
— Если он тебя грохнет — с нас три шкуры спустят, — заметил Семёнов.
А если его возьмут, и он успеет дать показания — нам покоя не будет вообще.
— Я его знаю, отвлеку, да и мне с ним есть, о чём поговорить. Потому что он вас увидит — стрелять начнёт сразу, а я найду, что сказать. Он же ждёт, что его прикроют, братки или ещё кто-нибудь.
— Почему?
— А он всегда ждёт, что кто-то сделает всё вместо него. Что кто-то все проблемы решит, пока