Хотя какое-то наказание он всё же получил: тот, кому он заплатил, облажался — прострелил ему колено.
Хотя почему облажался? Кто-то мог выстрелить именно туда специально, чтобы оставить Вадика без ноги. Его многие не любили, и только хитрость и везение спасали его от расправы. Ну и знакомства среди водителей, которые привозили ему разную мелкую и не всегда законную контрабанду, вот он и приторговывал тайком.
Ногу ему не отняли, спасли. Его вообще оперативно перевезли самолётом из Ханкалы аж в Москву, в госпиталь имени Бурденко. Впрочем, он хромает до сих пор, и нас избегает любой ценой даже на гражданке.
Вадик Митяев даже не сделал никакой попытки как-то объясниться с Самоваром, извиниться и помочь хотя бы деньгами. Так что даже хорошо, что до военной прокуратуры дошли обстоятельства его ранения. Ведь рано или поздно кто-нибудь из наших всё равно бы его достал.
Хотя мы все злились из-за произошедшего, но понимали, что стрельнешь гада — поедешь на зону. Но я думаю, что Газон мог бы однажды его пришить, просто нам об этом не говорил и подбирал удачный момент. Он же в братве, привык делать, как хочет.
Ещё эта история с медалью здорово всех выбесила — попался в растяжку по своей дурости, подставил парня, сделав инвалидом, ещё и бросил его там, а ему за это медаль.
Конечно, строго говоря, медаль ему совсем не за это. Слухи говорили, что в госпитале он попался журналистам, которые взяли у него душещипательное интервью, как он тащил на себе раненого однополчанина, ещё его увидел какой-то депутат, а может быть даже министр.
Кто-то вообще говорил, что Вадика в госпитале посетил Ельцин. Якобы президент ездил в госпиталь Бурденко во время летней предвыборной кампании, но мы в это не поверили. Мы не верили, что Ельцин в принципе мог отправиться по военным госпиталям, ведь думали, что его там кто-нибудь сразу придушит подушкой, несмотря на всю охрану.
В общем, суть той истории в том, что Вадик там кому-то удачно попался на глаза, что-то удачно соврал, и его захотели наградить.
Ну а мы в тот момент потеряли последние остатки веры в справедливость. Тем более, ему ещё платили пособие из-за ранения, а вот матери Самовара приходилось долго и муторно всё выпрашивать.
Конечно, подрыв Самовара не остался незамеченным. Приезжала следователь, полная женщина в погонах капитана, которая брала у нас показания. Большую часть времени она вздыхала, мол, жалко мальчика, а мы тогда думали, что ничего это не даст.
И всё же, результат появился. Военная прокуратура иногда работает быстро, особенно если надо наказать кого-то из нас, а иногда всё затягивается, особенно если пострадали мы.
Короче, прошло почти полгода, и в город явился Ерёмин. И вот его-то как раз могли отправить сюда расследовать именно этот случай. Искали наказание, нашли что-то из старого, и вручили. Работай, мол.
Возможно, следак явился к Вадику с нашими показаниями, их тогда официально давали Газон и Халява. И тогда Вадик, увидев их фамилии, вполне мог сказать, мол, эти-то вообще снайпера казнили, который журналистом представлялся.
Это мы и обсуждали с парнями, и на первый взгляд всё сходилось.
Такая натура была у Вадика.
Пока непонятно, откуда он это знал: видел ли, слышал, но на нашу беду рассказал он это Ерёмину, у которого это дело пропавшего журналиста находилось в работе, и на которое сам он явно махнул рукой, раз уж из Чечни вывели войска. А тут подвернулась такая удача, и он решил додавить, раз уж все фигуранты в этом городе.
И не смог только потому, что Вадик не давал показания и не выступал свидетелем. Пока ещё не выступал. Наверняка торговался, нутром почуяв, что следаку это дело очень важно. Ведь сам-то он не хотел нести ответственность за членовредительство, вот и пытался выбить себе условия получше, а то и отмазаться целиком.
Ну а Ерёмин мог вполне решить и нас засадить, и Вадика за самострел, раз ничего ему не предложил. Но сейчас всё поменялось.
А про Самовара они все забыли разом, следак даже ни разу не спросил про него…
По радио играла песня про мальчика-бродягу, а мы с парнями обсуждали наши догадки.
— Так где он живёт-то? — спросил Слава Халява, проезжая перекрёсток. — Кто-то говорил, что где-то со стороны реки.
— На Карла Маркса, — без раздумий сказал Шустрый. — Пятнадцатый дом.
— А ты откуда знаешь? — спросил Царевич, с удивлением посмотрев на него.
— Ну, видел. Говорю же, сопатку ему тогда разбил, как повидал. Это ещё ладно, Газон-то бы его вообще закопал, как они умеют. Под асфальт, — мрачно добавил Борька.
Раздался резкий трезвон. Халява вздрогнул от неожиданности, левой рукой достал из кармана куртки длинную трубку мобильного телефона, зубами вынул антенну и откинул нижнюю крышку с микрофоном.
Я уже и забыл, какие здоровенные тогда были трубки, хотя этот наверняка считается компактным. Надо бы обзавестись таким с первых доходов.
— О, покажь потом! — тут же оживился Шустрый.
— Алло, — проговорил Халява в трубку, игнорируя просьбы. — Здорово. Да, здесь, со мной, и чё? Да, передам. Ага, покеда.
И отключился. Сейчас же тарификация по секундам, цены в долларах, говорить дорого, все стараются закончить побыстрее.
— Газон звонил, — сказал Славик, убирая антенну телефона, — тебя искал, Старый. Встретиться хочет сегодня, через час, на виадуке. Говорит, что срочно.
— Ну, встречусь, без проблем, — согласился я.
— Ноу проблем, значит, — Халява положил обе руки на руль. — Вот только он говорит, что там ещё будет Налим. Не помню, правда, кто это.
— Потому что ты тогда бухой был, — заржал Шустрый.
— Я помню, — сказал я. — Бандит. Чего-то ему надо. Но встречусь.
* * *
Значит, встретились два хитреца: Вадик и Ерёмин, и хитрили друг с другом. Один не давал показания под бумагу, но другой может найти способ их выбить.
Правда, поговорить с Вадиком не вышло: у самого его дома что-то случилось — там стояло слишком много служебных машин.
— А чё там? — Халява всполошился, увидев мигалки.
— Аж ОМОН вызвали, — удивился Шустрый.
У старой сталинки стояло несколько служебных машин с мигалками, и тот автобус с ОМОНом, который мы видели у ГОВД. Рядом с тачками несколько оперов, пара