Так что если подумать, у Вадика не было какой-то одной черты, которая заставила бы нас его презирать.
Но всё вместе, в совокупности, давало понимание, что это за человек, так что мы с ним старались не связываться. У него своя рота, где от него вешались, а у нас наша банда, за которую мы держались и лишних туда не принимали.
Происшествие с Самоваром расставило все точки на ё. Правда, это случилось достаточно поздно. Казалось бы, к тому моменту уже всем стало понятно, что полагаться на него нельзя, да и он из другой роты — не наша забота, нам с ним делить нечего.
Но Самовар не мог бросить кого-то в беде, такой у него характер. В итоге сам остался без ног, а Вадик свалил, бросив его умирать. И если бы мы это не видели, то так бы и не узнали, что тогда случилось.
В любом случае, мы ехали к этому свидетелю, ведь кроме него никто другой не мог рассказать всё это Ерёмину.
А тот случай так и крутился в голове.
* * *
— Самовар, — стараясь не кричать, звал я. — Самовар! Пашка! Ты куда?
— Не слышит, — так же тихо произнёс Шустрый, пригибаясь к земле. — Там тот крыс на мину наступил? Или чё?
— Да его бы разорвало уже, — заметил Шопен. — Просто выйти не может. Растяжка, может? Задел проволоку, и стоит, как свечка в жопе.
— Пацаны, помогите! — орал Вадик, размахивая руками. Видно его было даже в сумерках. — Тут растяжки!
— Не ори! — прошипел Халява. — Спалишь!
— Да и хрен бы с ним, с этой крысой, — сказал Газон, лёжа в траве рядом со мной. — Я вот жалеть о нём не буду, отвечаю, — он взял пулемёт на изготовку. — У него где-то там по-любому водка заныкана, или ещё что-нибудь. Вот и попёрся, пока «духи» не нашли. И попал.
— Что там, Царевич? — спросил я, глянув на него.
Тот ответил не сразу, рассматривая окрестности в прицел своей СВД. С той стороны может быть враг, но в сумерках мы его не видим. А Самовар медленно брёл в ту сторону, не слыша нас. Осторожно и тихо, как змея, наступая в старые следы.
— Пока никого не вижу, — сказал Руслан. — Но если бахнет — услышат. Или если так и орать будет… И Самовар уйти не успеет.
— Понял. Ждём. Прикроем Паху, если что.
Я взял холодный корпус бинокля и посмотрел через него вдаль. Самовар уже был рядом, пока Вадик стоял как столб. Хоть перестал орать.
Самовар не сапёр, но он парень умный, как ставить и снимать растяжки разбирается, вот и лезет спасать. Да и Пашка сам по себе такой: весь такой умник снаружи, но в беде не оставит никого. Однажды даже потратил последний укол обезболивающего на раненого боевика.
Пашка подобрался близко и уже деловито копался внизу. Видно, что Вадик зацепил растяжку, но каким-то чудом не сорвал. Наверняка ставил какой-нибудь новичок. Теперь крыс замер как столб, чтобы лишним движением себя не укокошить. Прошло минуты три, и Вадик с облегчением рухнул на землю. Самовар тут же его обругал, матами, судя по всему, и велел выбираться. И они медленно побрели назад, наступая в старые следы. Помимо растяжек там и мины стоят, а с ними так не выйдет. Наступил и всё.
— Встречаем, — сказал я. — И валим уже отсюда. Долго тут сидим.
А дальше стало хуже.
В небо с шипением взмыла сигнальная ракета, а со стороны леса начали стрелять.
Бах! Ухо пронзило болью от резкого звука, когда рядом со мной выстрелил Царевич из своей СВД.
Та-та-та! Пулемёт Газона ударил в направлении врага. Трассирующие пули полетели вперёд.
Та-та! Я пустил короткую двоечку в едва видимый силуэт на той стороне поля.
— Ну же, — где-то рядом кричал Шустрый. — Быстрее!
Парни отходили, но их увидели. Пули ударили рядом с уходящими, поднимая фонтанчики земли. Самовар пригнул голову, но продолжал двигаться.
И вот Вадик запаниковал. Он бросился вперёд, отпихивая Самовара с уже проверенной тропы. Тот по инерции сделал несколько шагов в сторону и…
Бах! Самовара отбросило, а всё вокруг него скрылось в дыму.
— Мляха! — проорал Шустрый.
Царевич громко и прерывисто выдохнул, потом посмотрел в прицел.
— Живой он, — пробормотал он. — Живой Паха ещё.
— Будем вытаскивать, — решил я.
Глава 15
Если бы мы тогда поймали Вадика сразу, разговор с ним был бы коротким. Ему бы он точно не понравился. Он прекрасно понимал, что это не первый его косяк и что в этот раз с ним будут разбираться иначе. Своя рота тоже бы его не прикрыла. Слишком серьёзный это был косяк, за такой на передке пощады можно было не ждать.
Поэтому встречи с нами он решил избежать любой ценой.
Свинтил, пока мы вытаскивали Самовара с минного поля под обстрелом «духов». Если бы сразу после этого Вадик попался нам по дороге, когда нам было плевать на все трибуналы, там бы он и остался.
Но Вадик схитрил. Естественно, он добрался до позиций намного раньше нас — его притащили туда с раненой ногой, хотя там, на минном поле, его даже не оцарапало.
Никто же не знал, что он натворил, вот и приняли его, вкололи, что полагается, и оперативно отправили в госпиталь. Гадить он нам не перестал и после этого — его эвакуировали на вертушке, как по заказу оказавшейся рядом, а тяжёлому Самовару пришлось ехать в кунге — в кузове раздолбанного грузовика.
Почему Вадик оказался ранен, мы узнали не сразу. Вообще, в таких случаях принято говорить «членовредительство», ну а мы говорили: «самострел». Хотя по факту именно в себя мало кто стреляет, ведь это легко обнаружить и за это сурово наказывают.
В таком деле есть нюанс — если выстрелить в упор, то это видно, так как на форме и теле остаются заметные следы от пороха. Если найдут такие следы — дисбат или срок после лечения обеспечены.
Поэтому те, кто решается на такое, чтобы свинтить с передка, договариваются с кем-то, чтобы изобразить боевое ранение. Мол, стрельни меня, сам же и утащи в санчасть. Ну и Вадик, прекрасно понимая, что мы с ним сделаем, заплатил кому-то из встреченных по пути знакомых, чтобы