Вновь и вновь я осматривал место нашей засады. На протяжении добрых трехсот сажен русло ручья было как на ладони.
Ждать пришлось долго. Мы залегли по обоим берегам, вжимаясь в холодную землю, сливаясь с корягами и зарослями дикой смородины. Время растянулось в вязкую, холодную бесконечность. Лишь на исходе второго дня, когда солнце уже окрасило небо всеми оттенками багряного цвета, с верхушки сосны, где размещался наш ближний дозор, донесся условный сигнал — резкий, злой крик сойки.
Мы замерли. Все взгляды впились в изгиб ручья, и вскоре из-за него показались темные силуэты плоскодонок. Из-за сильного течения десятки изможденных бурлаков по пояс в ледяной воде тянули лямку, вцепившись в толстые бечевы. Когда я представил себе, каково это — два дня подряд идти по колено в ледяной воде ручья, мне стало не по себе. Каждый их шаг по скользким валунам был мукой, а каждый общий хриплый выдох в вечерней тишине казался жалобным стоном до смерти измученного животного.
А наверху, на тюках с зерном, сидели их хозяева — хунхузы: в сухой одежде, сытые, скучающие. Их расслабленные позы и ленивые движения кричали о полной уверенности в своей безопасности.
Напряжение достигло предела. Рядом со мной Левицкий, устроившись за поваленным стволом, прильнул щекой к гладкому ложу штуцера, тихо выругавшись сквозь зубы на боль в раненом плече. Чуть левее каменным изваянием застыл Сафар; он, казалось, перестал дышать, превратившись в часть этого сырого берега, и лишь его глаза жили, обращенные на приближающегося врага. За моей спиной Софрон негромко щелкнул, взводя курок «Адамса» — этот сухой, хищный звук был обещанием смерти в ближнем бою. А Орокан, еще минуту назад бывший рядом, уже растворился в прибрежных зарослях, бесшумной тенью скользнув ниже по течению, чтобы отрезать пути к бегству. Все ждали одного — моего сигнала.
И когда последняя лодка вошла в сектор обстрела, я выкрикнул:
— Пли!
Воздух разорвал рваный, оглушительный треск десятков штуцеров. Один из охранников на головной лодке просто исчез, сметенный свинцом. Второго развернуло, и он мешком рухнул на кули, выронив ружье. На лодках воцарился хаос. Уцелевшие хунхузы заметались, как ослепшие крысы, пытаясь поджечь свои фитили, но второй наш залп поставил жирную точку в этом коротком побоище.
Когда мы вытащили лодки на берег, радости не было предела. Раненых добили без сожаления — таков был закон этой войны. Но бурлаков, разумеется, никто не стал убивать.
Добыча превзошла самые смелые ожидания: почти пятьсот пудов риса и проса, сорок вязанок вяленой рыбы, шесть бочонков солонины. В отдельном тюке нашлось и барское добро: табак, опиум, хашин — китайская водка, десятки кирпичей чая и, главное, мешок соли, ценность которой в этой глуши была едва ли не равна золоту. Да у нас теперь будет пир!
Эйфория от легкой победы и богатой добычи пьянила. Мои люди таскали на прииск мешки и бочонки, предвкушая сытную еду, а Изя Шнеерсон, позабыв о брезгливости, лично обнимал каждый тюк, бормоча что-то о гешефте и промысле Божьем. Но мне было не до праздника. Радость от тактического успеха лишь обострила понимание того, что главный враг все еще цел и невредим.
— Приведите ко мне пленных, — бросил я Мышляеву, кивнув на сбившихся в кучу дрожащих бурлаков.
Допрос был коротким. Эти изможденные, сломленные люди не блюли никакой верности своим погибшим хозяевам. Под моим тяжелым взглядом, помноженным на вид свежих трупов, они наперебой выкладывали все, что знали. И вскоре подтвердилась ключевая деталь: транзитный лагерь, перевалочная база хунхузов, куда они везли провиант, находился на том берегу Амура. В тех самых фанзах, где всего год назад мы с боем отбивали нанайских женщин.
Вечером, когда первый ажиотаж улегся, я собрал свой «военный совет» у вытащенных на берег трофейных джонок. Левицкий, Тит, Сафар и хмурый, как всегда, Софрон стояли рядом, глядя на темную воду.
— Хорошая добыча, — гулко пробасил Тит, похлопывая по туго набитому мешку.
— Мы вырвали у змеи хвост, но голова-то цела. И эта голова скоро приползет сюда за своим добром.
В этот момент Софрон, до этого молчавший и задумчиво ковырявший щепкой просмоленный борт джонки, вдруг поднял голову. В его выцветших глазах блеснул острый, расчетливый огонек.
— А что, если не ждать, пока она приползет? — глухо произнес он. — Что, если самим в гости наведаться?
Все взгляды обратились к нему.
— Они ведь нас там не ждут, — продолжил старый солдат, и его тихий голос звучал в вечерней тишине весомо и жутко. — Они ждут свои лодки с золотом с прииска. Так пусть и дождутся. Только не с золотом, а со свинцом!
Он ткнул мозолистым пальцем в сторону трофейных джонок.
— Мы придем к ним на их же джонках. На весла и на руль посадим твоих тайпинов, Курила. Переоденем их в синие халаты хунхузов и ляжем на дно, под рогожи. Подойдем к самому берегу, как свои. А когда сойдем…
Он не договорил, но последнее слово повисло в воздухе, холодное и острое, как нож. Каждый понимал — потом будет резня.
План всем понравился. На лице Тита расплылась хищная, восхищенная ухмылка. Левицкий, оценив тактическую красоту замысла, коротко кивнул:
— Дерзко. Но сработает. Эффект внезапности будет полным.
Сафар не сказал ни слова. Лишь в глубине его темных глаз вспыхнул и погас холодный огонь. Это был его шанс еще ближе подобраться к Тулишену.
— Ой-Вэй, стоит ли так рисковать? — вдруг запаниковал осторожный Изя. — Придется идти без разведки. Вдруг на том берегу у них целая армия? А лодки не поднимут всех — надо делать два рейса.
Его слова остудили горячие головы, заставив нас задуматься. Действительно, нам придется разделить силы. Пока передовой отряд уже будет сражаться там, на маньчжурском берегу, второй только приготовится к погрузке!
Мнения разделились. Изя и Мышляев предлагали действовать осторожно. Тит и Софрон, настаивая на своем, предлагали «рискануть». Сафар молчал, Левицкий заколебался, посматривая на меня. А я впервые за долгое время не знал, на что решиться.
С одной стороны — да, неплохо было бы все поначалу разведать. Вот только получится ли? Было бы убийственно опасно послать туда русских. Они будут выделяться за версту. Направить китайцев — скажем, из тайпинов Лян Фу, чтобы под видом торговцев или рыбаков осмотрели берег? Можно, вот только наверняка все местные китайцы прекрасно друг друга знают. Берега Амура малонаселены, любой новый человек привлечет