— Я принимаю твою помощь, Лян Фу, — тотчас же без колебаний ответил я. — Ты будешь им командиром. Выбери себе пару помощников и собирай людей! Левицкий выдаст вам оружие и боеприпасы.
Лян Фу степенно кивнул, но не спешил отойти.
— Тай-пен Курила, рабы Тулишена тоже хотят пойти с тобой воевать с хунхузами. Они ненавидят их! Позволь им тоже вооружиться!
Вот тут я мог лишь покачать головой. Конечно, у бывших рабов поводов для ненависти было хоть отбавляй. Но совершенно неясно, что эти люди из себя представляют, можно ли им доверить оружие. К тому же не так уж и много его у нас…
— Давай поступим так, — поразмыслив, сказал я Лян Фу. — Подбери себе в отряд два-три десятка самых крепких из бывших рабов. Дай пару топоров и дубин и присмотри за нами! Отвечаешь головой!
Всего вызвалось идти в бой больше семидесяти тайпинов. К ним добавилось три десятка бывших рабов. По моему приказу открыла свои двери оружейка. Дополнительно я разрешил выдать им тридцать наших штуцеров. Софрон и Тит тут же начали обучать тайпинов премудростям стрельбы из нарезного оружия. Толку будет немного, но лишними выстрелы не станут.
Вскоре из леса появился Михаил, бывший каторжник, посланный предупредить наших поселенцев, а за ним вдруг показались и наши крестьяне. Двадцать молодых мужиков и безусых парней, запыхавшись, с горящими глазами, прибежали из новой деревни Куриловки. В руках они сжимали то, что было под рукой — топоры, вилы, повернутые на древке косы.
— Слышь, вашблагородь! — заявил их предводитель, Иван Фомич. — Негоже нам прятаться, пока вы тут за нас кровь лить будете! Вместе супостатов бить будем!
Глядя в их угрюмые, решительные лица, я усмехнулся и призадумался. Огнестрельного опыта у них не было, оружия для них — тоже, так что ставить их «в первую линию» означало обречь на гибель. Но и просто отправить их назад было бы неправильным. Люди пришли от всей души предложить помощь — отказать им было бы оскорблением, демонстрацией пренебрежения к их порыву.
— По бокам! — наконец решил я. — Будете рубить тех, кто попробует прорваться! А еще… в общем, дела найдутся. А пока готовьте прииск к обороне!
Я направился туда, где под навесом из рогожи в стороне от общей суеты уже находился наш лазарет.
Доктор Овсянников, бледный, с темными кругами под глазами, но с лихорадочно-сосредоточенным блеском во взгляде раскладывал на чистой холстине свой нехитрый инструмент. Рядом с ним, волнуясь, но стараясь не мешать, топтался студент Чернышев.
— Леонтий Сергеевич, каково наше положение по медицинской части? — спросил я, подходя.
Он не обернулся, продолжая раскладывать скальпели и пинцеты.
— Перевязочного материала мало, Владислав Антонович. Инструмент прокипячен. Но, если раненых будет много… — Он не договорил, и эта пауза была красноречивее любых слов. — И так не все еще на ноги встали, — угрюмо закончил он.
Я подозвал к себе Орокана.
— Приведешь сюда жен Кузьмича, Тита и Софрона, пусть они помогают доктору и выполняют все его указания.
Затем я повернулся, понизил голос, посмотрев Овсянникову прямо в глаза, вполголоса произнес:
— И вот что еще, доктор. Запомните главное: мне нужен каждый боец, которого можно вернуть в строй. Опий для обезболивания не жалейте, чтобы люди не умирали от болевого шока. Тщательно очищайте раны от любых загрязнений. И за пилу беритесь в самом крайнем, самом безнадежном случае. Никаких поспешных ампутаций. Боритесь за каждую руку и ногу. Поняли меня?
Овсянников, до этого смотревший на меня с усталой отстраненностью, коротко кивнул. В его глазах мелькнуло что-то похожее на глубокое понимание и даже уважение.
Закончив с этим, я выпрямился, оглядывая наш взбудораженный лагерь.
— Стой, кто идет⁈ — вдруг раздался крик дозорного, а в ответ — гортанные возгласы.
— Нанайцы наши пришли! — с облегчением прогудел схватившийся было за ружье Тит.
Действительно, это были люди Аодяна. Один за другим тридцать четыре крепких широкоскулых охотника-нанайца, ведомых молодым вождем, вышли из чащи леса. Аодян в сопровождении Орокана сразу же подошел прямо ко мне.
— Мы видели хунхузов, Курила-дахаи! — без предисловий произнес он, а Орокан тут же перевел его гортанные слова. — Это не воины. Это еду везут.
Эта новость упала в напряженную тишину, как камень в воду, мгновенно меняя все. Оборонительная суета на прииске тотчас же замерла. Наш лагерь, только что напряженно готовившийся к обороне, вдруг загудел в предвкушении славной охоты.
— Отставить работы! — приказал я готовившим тын мужикам. — Будем готовить засаду!
Задача слежки, разумеется, легла на тех, кто был плотью от плоти этой тайги. Я подозвал к себе Аодяна.
— Мне нужно знать каждый их шаг: сколько их, где останавливаются, где отдыхают. От вас зависит успех нашей засады!
Молодой вождь коротко кивнул, и его охотники растворились в зарослях, словно превратившись в невидимых духов ручья. Вскоре от них поступили первые сведения, приносимые бесшумными гонцами, внезапно словно из-под земли появлявшимися из леса.
Как оказалось, караван хунхузов двигался прямо по руслу ручья. Не тратя время на перевалку груза, они просто тащили лодки по руслу ручья. Дело это шло мучительно медленно — сильное встречное течение и бесконечные изгибы русла выматывали бурлаков, заставляя конвой ползти черепашьим шагом. Нанайцы насчитали десять больших, тяжело груженых джонок. Их тянула почти сотня рабов. А на каждой лодке, лениво переругиваясь и покуривая, сидело по четыре-пять хунхуза-охранника. В общей сложности до полусотни хорошо вооруженных бандитов. Серьезная сила, если дать ей возможность приготовиться к бою. Но никто не собирался давать им ни единого шанса сделать это.
Мы выбрали идеальное место — узкий, заросший овраг, где ручей делал крутой поворот, заставляя лодки подходить почти вплотную к берегу. Настоящая волчья яма, огневой мешок. Приказ, отданный мной командирам групп — Мышляеву и Левицкому, — был прост: враг не должен заметить ничего до самого последнего мгновения. Ни одна ветка не должна хрустнуть под сапогом, ни один ствол блеснуть на солнце. Мы должны были стать частью этого берега — камнями, корягами, мхом.
Успех дела зависел от внезапности, а внезапность — от маскировки. Мы залегли в зарослях по обе стороны ручья. С одной стороны — нанайцы, с другой — мышляевцы. Тайпины и китайцы должны были ждать исхода дела в тайге позади хунхузов и вырезать тех,