Мастер путей 6 - Александр Чёрный. Страница 27

полный рост. Мы не ждём от вас ни медалей, ни наград. Мы делаем свою работу, для которой нас избрали. И мы обязаны сделать её, чего бы нам это ни стоило. А теперь подумайте. Стоит ли нам защищать от вторженцев народ, который нас за своих людей не считает, и грозится предать огню? Лично у меня чешутся руки пойти в стан врага и попроситься возглавить вторжение в Империю.

По пристыженным лицам можно понять, что послание дошло до получателей. Люди поняли, что позиция «моя хата с краю, я ничего не знаю» — не самая правильная.

Я накинул куртку комбинезона на плечи Ланы. Девушка поспешила запахнуться в неё плотнее.

— Всегда и во все времена, — из моего голоса исчезла вся злость и негодование, уступив место назиданию и повествованию. — Воины уходили в бой, понимая, что оставляют за спиной нечто ценное. Дом. Семью. Родных. Друзей. Тем же, кому и оставлять нечего, доставалось бремя защищать самое дорогое. Родину. Отечество. Любой воин без раздумий встанет на пути врага, что угрожает его самому сокровенному. И с куда большим рвением он будет драться, зная, что за спиной те, кто в него верят. Кто его ждёт! Кого ни за что нельзя отдать врагу на растерзание! Поверьте, я знаю, о чём говорю. Когда нас ждут — мы это знаем. За сотни вёрст мы чуем и улыбку, и хулу. Зная, что меня ждали, я возвращался из самого дерь… безвыходного положения! Ждите нас и вы! Молитесь за тех, кто вместо вас взял оружие в руки! И вы увидите, с чем придём. С Победой! Неся её на окровавленных руках! Но мы победим. Потому что вы нас ждёте! Вы в нас верите! Мы сражаемся за вас! Потому что однажды мы за вас уже сразились. И сделаем это впредь! Потому что это наша работа! Наша судьба! А вы… если не поддерживаете нас, то, хотя бы, не мешайте.

Я закончил, но в храме повисла неловкая пауза. Сам-то выговорился, но что делать дальше — не знал. Не мне давать команду на дальнейшие мероприятия.

Судя по всему, не знал никто. Не каждый день такие исповеди и проповеди случаются.

Затянувшееся молчание прервала Смазнова.

Окси вздохнула.

— Пойду, что ли, вытащу обморока на свежий воздух. В сознание приведу, что ли…

Перешагнув через тело «обморока», схватила его двумя руками за шкирку и волоком потащила к выходу, следуя по проходу из самостоятельно расступившихся людей. Ей, что называется, «не мешали».

— Что ж, — произнёс Саныч. — Коль раз уж с бесчинством покончено, вернёмся к делу… так, Отче?

— Воистину, государь, — проронил Святейший Патриарх. — Полагаю, даже, невзирая на произошедшее, люд ещё нескоро изменит своего отношения, потому вопросов о преемниках задавать не стану. Желающих не найдётся. Крестным отцом для новообращённой выступлю сам.

Глава 12

Крестины

— … елице во Христа креститеся, во Христа облекоктися…!

— … аллилуйя…!

Перекрёстное распевное песнопение в исполнении двух клиросов хора первоуральского храма прекрасно. Безо всяких динамиков, микрофонов и усилителей, чисто на одной акустике и управлении регентом.

Во внутреннем объёме храма стало гораздо звучней. Таинство крещения — это не утренняя литургия и всеобщий молебен. Это буквально церемония для узкого круга лиц. Потому и людей осталось минимум. Остался Саныч, сопровождавшие его Морозов с Бериславским со своими жёнами и дочками, остался сам Берислав и Чердынцев. Ну, и, разумеется, мой отряд под негласным надзором Протопопова. Полковник, хоть и сдал мне на руки Ханну, но, по факту, всё ещё приглядывал за ней. Так сказать, во избежание.

Ханна, к слову, тоже причастилась к таинству. Пусть и заявила однажды, что, дескать, ей до веры дела нет, но, по ходу, прониклась. Уж не знаю, чем. Убранством ли храма, красотой службы и распевами певчих, или же моей «пламенной речью», но наравне со всеми стояла, удерживая в руке затепленную свечку, и с потупленным в пол взором думая о чём-то о своём.

Патриарх исполнял чин крещения, для чего на центр храма, перед алтарём, водрузили переносную купель, а мы все прочие на правах свидетелей собрались чуть поодаль, ближе ко входной группе.

Тихо, удивительно тихо для своих габаритов, полковник Протопопов обошёл нас, стоящих позади, и едва слышно произнёс.

— Ты даже представить не можешь себе, наёмник, как я благодарен тебе за Лану. Надеялся, что ты вступишься за свою подчинённую, но не смел надеяться на столь внушающее выступление. Уже думал вмешаться самолично.

— Лану благодари, полковник, — тихо прошептал я. — Кроме шуток. Не понимаю, откуда у неё столько рвения. Если б ко мне так относились, как к ней, я бы сам возглавил поход интервентов против вас.

— Хорошо, что к тебе не относятся, как к ней, — резюмировал офицер.

Таинство не затянулось надолго. Лана одна, других новокрещённых не было, управились быстро. Не прошло и получаса, как нас отпустили с миром, поздравив со светлым праздником.

Уже на улице ко мне подошла Смазнова.

— Ну? — улыбнулась провизор. — Как всё прошло?

— Не без сучка, как видишь, — вздохнул я. — Где обморок?

— Очнулся, — махнула рукой Окси. — Убежал в неизвестном направлении, бешено вращая глазами. Орал что-то невразумительное, я и не стала догонять. Всё-таки, нашатырь — сила…

Яна подошла к Лане и без тени смущение приобняла девушку, чем заставила смутиться её.

— Прими наши поздравления, моя дорогая, — улыбнулась ей Истиславовна. — За тебя встал горой не мальчик, но муж. И проучил злословца, к тому же, бескровно. Тебе повезло с военачальником.

— Спасибо… госпожа… Бериславская… — смущённо проронила вислоухая. — Простите… видать, ещё впредь буду доставлять неприятностей… в том числе и командирам…

— Едва ли, — усмехнулась Алина. — После такой демонстрации через неделю весь Предел будет говорить, что прокажённая с оружием воюет за людей, а ей попечительствует воевода, встающий за подчинённых насмерть.

— А мне понравилось! — внезапно заявила Злата. — «Когда нас ждут — мы это знаем. За сотни вёрст мы чуем и улыбку, и хулу…».

— «…и в дождь, безлунной ночью вылетая, и в зной, боекомплект монтируя к крылу», — закончил я строки. — Так и есть, Злата. Поэтому ждите нас. Когда нас ждут, мы возвращаемся даже из другого мира.

— Жаль, что не можем отправиться с вами, Александр Александрович, — произнёс Святогор. — Но отцовское сердце спокойно. Ты уже показал,