Он не ответил, сил у него уже не было, но я увидел, как он едва заметно кивнул.
— Начинаем, — скомандовал Артем. — Ввожу препарат.
Игла мягко вошла в вену, усиленная Искрой. Через несколько секунд глаза Кулагина закрылись, его тело расслабилось.
— Пациент готов, — доложил анестезиолог.
Шаповалов взял скальпель. Но прежде чем сделать первый разрез, он посмотрел прямо на меня.
— Ну, штурман, — произнес он тихо, с едва уловимой угрозой в голосе, так, чтобы слышали только мы вдвоем. — Куда плывем? Если сейчас снова хлынет, как в прошлый раз, я тебе лично ноги вырву.
— Начнем с головки поджелудочной, — ответил я так же спокойно. — С того самого места, где была язва. Гастринома, которая ее вызвала, скорее всего, прячется именно там.
Шаповалов кивнул и сделал разрез точно по предыдущему рубцу. Слой за слоем он уверенно входил в брюшную полость, работая с ювелирной точностью. Наконец, разрез был расширен, и передо мной, в свете операционных ламп, открылся вид на внутренние органы.
— Так, посмотрим, что у нас тут за зверинец, — пробормотал Шаповалов, осторожно раздвигая влажные, розовые петли кишечника ретрактором.
Я взял в руки длинный стерильный УЗИ-датчик и приблизился к операционному полю. Но прежде чем включить аппарат, я положил свою свободную левую руку на край раны, якобы для опоры и лучшей фиксации. На самом же деле — это был жест для моего невидимого помощника.
— Ну, Фырк. Ныряй. Ищи, — мысленно скомандовал я.
— Уже там, шеф! — тут же отозвался он, и знакомая фигура исчезла с моего плеча.
Для вида я приложил датчик к тканям и начал медленно водить им, изображая поиск и вглядываясь в мутные, нечеткие тени на экране монитора. Разрешение, конечно, было выше, чем у обычного аппарата, но найти в этой мешанине тканей крошечную опухоль было все равно что искать жемчужину в миске с овсянкой.
— Так… тихо… тихо… — голос Фырка зазвучал в моей голове приглушенно, словно из-под воды. Он явно пробирался сквозь слои тканей. — Вижу брыжейку… лимфоузлы… чистые, обычные… так, еще левее, к протоку… стоп! Стоп-стоп-стоп! Вот оно!
— Что нашел? Описывай, — мысленно поторопил я его.
— Маленькое, плотное, как фасолина! — с энтузиазмом доложил он. — Фонит тускло, но постоянно. Таким… кислым фонит. Это точно не лимфоузел, двуногий! Это оно! Прямо под твоей правой рукой, если опустить датчик на пять сантиметров вглубь!
Я медленно, как бы вслепую, передвинул датчик в указанное им место, слегка изменив угол наклона.
— Вот, Игорь Степанович, — произнес я вслух, указывая пальцем на экран, где среди неясных теней действительно проступило небольшое, округлое уплотнение. — Смотрите. Здесь. Между петлями тонкой кишки. Примерно сантиметр в диаметре.
Шаповалов наклонился ближе, вглядываясь в монитор.
— Хм… Действительно, что-то есть. Хотя, если честно, Разумовский, на обычный увеличенный лимфоузел очень похоже.
— Структура другая, — уверенно сказал я. — Посмотрите — она более однородная, гомогенная, чем у лимфоидной ткани. И расположение нетипичное.
— Эх, умник! — прокомментировал вернувшийся на свое плечо Фырк. — Да они на этом вашем УЗИ все одинаковые на вид! Но ты прав — это точно не лимфоузел. Это та самая штука, что гастрин вырабатывает. Я ее по запаху чую!
Шаповалов принял решение.
— Ладно, посмотрим. Зажим!
Аккуратно, миллиметр за миллиметром, он начал выделять подозрительное образование из окружающих тканей. Работа была ювелирной — одно неверное движение могло повредить тончайшие сосуды брыжейки и вызвать новое кровотечение.
— Вот оно, — наконец сказал он, поднимая на кончике пинцета небольшой, плотный, желтоватый узелок. — И правда, не похоже на обычный лимфоузел. Слишком плотное.
— На срочную гистологию, — скомандовал я, и сестра тут же подставила стерильный контейнер.
Образец унесли. Теперь оставалось только ждать. Десять минут тянулись как целый час. Шаповалов тем временем методично осматривал близлежащие ткани, я продолжал медленно водить датчиком, изображая дальнейший поиск, хотя мы оба знали, что сейчас все зависит от вердикта лаборантов.
— А вот и ответ! — радостно воскликнул Фырк за секунду до того, как из динамика селекторной связи раздался бесстрастный голос:
— Внимание, операционная номер три. В присланном на срочное исследование материале выявлены признаки нейроэндокринной опухоли. Предварительный диагноз — гастринома.
По операционной пронесся тихий, коллективный выдох облегчения. Первая цель была найдена и уничтожена.
— Что ж, Разумовский, — Шаповалов посмотрел на меня с неподдельным уважением. — Один — ноль в твою пользу. Посмотрим, что будет дальше. Ищи вторую.
Окрыленные первым, таким важным успехом, мы с новыми силами продолжили поиск. Теперь предстояло найти главного виновника той катастрофы, что чуть не случилась на прошлой операции. Нужно было найти инсулиному.
Я методично, сантиметр за сантиметром, водил УЗИ-датчиком по поверхности поджелудочной железы — сначала по ее головке, потом по телу. Шаповалов аккуратно ассистировал мне, приподнимая ткани зажимом, чтобы дать лучший обзор. Параллельно с этим Фырк, как неутомимый ищейка, снова и снова «нырял» вглубь органа, обследуя каждый миллиметр ткани.
Прошла минута. Другая. Пятая. В операционной стояла напряженная тишина, нарушаемая лишь мерным писком кардиомонитора.
— Ничего, — наконец с досадой сообщил Фырк, вынырнув из очередного «погружения». — Чисто, как в твоей будущей операционной после генеральной уборки! Ну, в смысле, я не вижу никаких подозрительных, фонящих штук. Вообще.
Я нахмурился, продолжая вглядываться в серое, невыразительное изображение на мониторе УЗИ.
— Ну что, Разумовский? — Шаповалов начал терять терпение. Его голос был напряжен. — Где твоя хваленая интуиция? Где вторая опухоль? Я здесь, кроме здоровой ткани, ничего не вижу и не чувствую!
— Она должна быть здесь, — упрямо ответил я, продолжая поиск. — Мы же видели реакцию в прошлый раз. Этот коллапс не мог случиться на пустом месте.
— Фырк, ищи внимательнее! — мысленно приказал я. — Инсулинома стопроцентно есть! Вспомни тот обвал сахара!
— Да тихо ты, двуногий, не мешай! — огрызнулся фамильяр. — Я тут каждую клеточку уже трижды просканировал! Но говорю тебе — ничего не фонит! Все спокойно! Может, эта твоя штуковина просто… спит?
Спит?
Слово, брошенное им, щелкнуло у меня в голове, как тумблер.
Точно!
Инсулиномы! Они же могут быть функционально «немыми» большую часть времени, выбрасывая свою убойную дозу инсулина только при прямой механической стимуляции.
Ее не видит Фырк, потому что она неактивна и не «фонит»! И на УЗИ она не видна, потому что ничем не отличается по структуре