– Пару часов.
– Я не могу себе это позволить! – Он подозвал Марго: – Дорогая, тебе с девочками придется представлять меня в этой поездке. Мне нужно еще поработать.
Толпа разочарованно вздохнула, когда он вышел с перрона. Как и всякий политик, премьер-министр не любил поворачиваться спиной к избирателям, но поделать ничего не мог – ради этой речи он и проделал весь долгий путь. Управляющий отелем у центрального вокзала проводил его через огромной холл и вверх по лестнице до номера на втором этаже, где премьер-министр и сопровождающие его лица должны были остановиться на ночь. Бонги разложил на столе бумаги и оставил его одного.
Как только дверь закрылась, он снова взялся за письмо Венеции:
Я получил благословенные 1½ часа покоя и уединения и потрачу их частично на то, чтобы выполнить обычные свои дела, а частично (надеюсь) на то, чтобы перечитать кое-какие письма, кот. ношу в кармане, и они вовсе не обычные. Как ты думаешь, стал бы я счастливее, если бы был (в определенном смысле) более обычным?
Больше всего он хотел, чтобы она была рядом с ним, но и писать ей постоянно нравилось ему не меньше.
Согласно тем сведениям, что подготовил для него Бонги, рабочие военных заводов Северо-Восточной Англии трудились в среднем по шестьдесят восемь часов в неделю. Крупная компания Армстронга, изготавливающая броненосцы, пушки, снаряды и пули, организовала перевозку пяти тысяч рабочих прямо с верфей и заводов в театр «Эмпайр-Палас» в центре Ньюкасла на выступление премьер-министра. Многие из них все еще были одеты в комбинезоны и принесли с собой обеды, завернутые в красные хлопчатобумажные платки.
Премьер-министр вошел под оглушительный приветственный рев. Глядя на собравшихся со своего кресла на сцене и рассеянно слушая вступительное слово ведущего, премьер-министр чувствовал, что находится в лучшем из всех возможных состояний перед выступлением: возбуждение, прилив адреналина, волнение и уверенность в себе. От этой речи многое зависело. Недели враждебного отношения прессы, слухи о том, что он потерял хватку, – все это требовало жесткого ответа, который он и собирался дать. И мужская аудитория подходила для этого идеально. Он решил сразу броситься в бой. Вступительное словно закончилось.
– Джентльмены, представляю вам премьер-министра.
И он шагнул к трибуне:
– Я приехал сюда, чтобы обратиться сегодняшним вечером не только к людям Ньюкасла и Тайнсайда, но и ко всем рабочим северо-восточного побережья! И я приехал не для того, позвольте сказать это сразу, чтобы быть рупором оправданий и паники!
Аплодисменты.
– Мы не искали этой войны. Наша честь, наша безопасность, наши славные традиции, наши заветные идеалы – все это оказалось под угрозой, но история засвидетельствует, что мы приняли вызов без малейших колебаний, с таким единодушием и энтузиазмом, подобных которым не отыщешь в мировых хрониках!
Одобрительные возгласы.
– Я ни за что не поверю, что хотя бы одна армия или флот вступали в войну или создавались во время войны с лучшим или более надежным снаряжением. – (Аплодисменты.) – Недавно я видел утверждения, будто бы действия не только нашей армии, но и союзников были сорваны или, по крайней мере, затруднены нашей неспособностью обеспечить должное снабжение боеприпасами. В этих утверждениях нет ни слова правды! – (Бурные овации.) – Повторяю, в этих утверждениях нет ни слова правды, и они принесут еще больше вреда, если в них поверят. Они рассчитаны на то, чтобы лишить уверенности наших солдат, лишить уверенности наших союзников, а также подкрепить надежды и планы наших врагов.
Слова «Нортклифф» и «Таймс» так ни разу и не прозвучали в его речи. Он не хотел замарать себя упоминанием о них. Но этого и не требовалось. Все и так понимали, кого он имеет в виду. Он проговорил сорок минут и закончил прославлением рабочих страны:
– Чтобы предоставить стране все необходимое в годы потрясений, требуется проявить не меньший героизм и любовь к родине, чем у тех, кто каждый день рискует жизнью, сражаясь на фронте.
Весь зал стоя рукоплескал ему, когда он сел на свое место.
Марго и дочери бросились обнимать его за кулисами.
– Генри, ты был великолепен!
– Я горжусь тобой, папа!
– Блестяще, Премьер!
Только Бонги выглядел чем-то смущенным.
– Итак, что ты скажешь?
– Это было очень сильное выступление, сэр. В самом деле очень сильное.
– Слишком сильное?
– Могу я спросить, на чем основаны ваши утверждения о том, что в слухах о нехватке боеприпасов у нашей армии «нет ни слова правды»?
– Об этом говорил Китченеру сэр Джон Френч на прошлой неделе. Разве ты не помнишь? Китченер прислал мне докладную записку об этом разговоре.
– Не уверен, что он говорил именно так, сэр. Мне кажется, он только сказал, что у него хватает боеприпасов для следующей атаки. Нужно проверить. У вас с собой письмо лорда Китченера?
– Нет.
Премьер-министр внезапно почувствовал, что злится на секретаря, и не в последнюю очередь потому, что, по здравом размышлении, Бонги мог оказаться прав. Он допустил ошибку, отправив письмо Венеции сразу, как только получил. Письмо необходимо было иметь под рукой во время подготовки к речи.
– Что ж, теперь уже поздно. Нет смысла переживать из-за этого. Нортклифф будет нападать на нас, что бы мы ни делали.
Утренняя пресса приняла выступление премьер-министра враждебно. Не только «Таймс», которая выразила «глубокое разочарование» его «жалкими попытками доказать, что он и его коллеги не делали ошибок и неверных расчетов», – такого лицемерия премьер-министр от них и ожидал, как и предсказуемые насмешки других дешевых газетенок Нортклиффа: «Дейли мейл» и «Дейли миррор». Но даже те издания, что обычно поддерживали его, на этот раз выступили с критикой. Он отправился в Ньюкасл, чтобы доказать, что не поддался благодушию и не оторвался от реальности, но каким-то образом проявил и то и другое. За завтраком он с дурными предчувствиями смотрел на газетные листы, расплывшиеся грязным пятном на белой скатерти. «Этим все не закончится», – подумал он. Теперь всякий раз, когда возникнет нехватка боеприпасов, ему будут бросать в лицо эти слова. Даже Марго, которая всегда яростно набрасывалась на его критиков, сегодня молчала.
После завтрака они уехали из отеля на экскурсию по заводам Армстронга, огромному, окутанному дымом предприятию, протянувшемуся вдоль берегов Тайна. По словам управляющего мистера Марджорибанкса, который проводил экскурсию, на заводах теперь трудились тринадцать тысяч рабочих – в десять раз больше, чем до войны, и это был крупнейший центр производства вооружений в мире. Гости осмотрели доменную печь и литейный цех, где покоились в стальных люльках огромные пятнадцатидюймовые морские орудия, а также верфь, железнодорожную платформу и авиационные мастерские.