– И как же мы их остановим? – спросил Бёрнс.
– Пригрозим утопить мерзавцев, если они там появятся.
– Тогда мы можем хоть прямо сейчас объявить войну!
Снова разгорелся знакомый спор. Премьер-министр не стал вмешиваться. Морли, Саймона, Харкорта и Ллойд Джорджа он посчитал сторонниками Бёрнса, причем последний был самым серьезным противником – какую игру он ведет? На другой стороне были он сам, Грей и Уинстон, а Крю, Маккенна и Сэмюэл находились где-то посередине. Холдейн оставался загадкой. Остальные сбились в стаю «биглей», как он их называл, и следовали за большинством.
В час дня с небольшим вошел Драммонд с телеграммой для Грея, тот поднес лист бумаги к близоруким глазам, дождался затишья в споре и только тогда вмешался:
– С вашего позволения, премьер-министр, я только что получил сообщение от нашего посла в Брюсселе. Судя по всему, сегодня рано утром германские войска вошли в Люксембург.
Наступила тишина, и премьер-министр понял, что это его шанс.
– Во всяком случае, это проясняет ситуацию. Мы, как правительство, в первую очередь несем ответственность за безопасность Британии. Господин министр иностранных дел, – обернулся он к Грею, – в свете развития событий я убежден, что мы должны сказать Франции, что будем защищать Канал от германского господства во благо обеих наших стран.
– При всем уважении, премьер-министр, я не верю, что настроения кабинета министров именно таковы, – сказал Бёрнс.
– А при всем уважении к вам, мистер Бёрнс, это моя конституционная обязанность – суммировать мнения и доложить королю о нашем решении.
– Мы должны голосовать.
– В кабинете министров не голосуют. Таковы правила.
– Тогда, боюсь, я вынужден подать в отставку.
– Что ж, мне жаль это слышать. – Он оглядел собравшихся за столом, не осмелится ли кто-нибудь бросить ему вызов; Ллойд Джордж открыл было рот, словно собираясь что-то сказать, но тут же снова закрыл. – Калейдоскоп вращается быстро. Давайте отложим разговоры об отставке на будущее. Предлагаю встретиться снова в шесть тридцать вечера, когда у нас, возможно, появится новая информация.
Он поднялся наверх поработать за своим столом, разложив папки между миниатюрными серебряными пастушками и маленькими хрустальными животными. На улице опять собралась толпа. Он слышал, как люди приветствуют каждого выходящего министра.
В середине дня Драммонд принес ему свежую телеграмму из посольства в Париже:
ОБСТАНОВКА В ГЕРМАНИИ. ПРОДОЛЖАЕТСЯ ПЕРЕБРОСКА КРУПНЫХ ВОИНСКИХ СИЛ. ПРЕКРАЩЕНЫ ТЕЛЕГРАФНЫЕ, ТЕЛЕФОННЫЕ И ЖЕЛЕЗНОДОРОЖНЫЕ СООБЩЕНИЯ СО ВСЕМИ СОСЕДНИМИ СТРАНАМИ, ЗА ИСКЛЮЧЕНИЕМ АВСТРИИ…
Из Кёльна сообщали, что с шести часов сегодняшнего утра с центрального вокзала отправились около сотни военных эшелонов. Направление: бельгийская граница.
Последняя новость из Брюсселя была самой зловещей: немцы предъявили ультиматум бельгийскому правительству с требованием открыть для своей армии свободный проход через территорию Бельгии с крайним сроком получения положительного ответа в двенадцать часов.
В шесть часов вечера, несмотря на то что его постоянно отвлекали, премьер-министр взялся за ежедневное письмо Венеции.
Германия начала военные действия против России и Франции, а также нарушила нейтралитет Люксембурга. Мы ожидаем известий о том, поступят ли они так же и с Бельгией…
К счастью, я совершенно ясно представляю себе, что правильно, а что – нет. И сейчас в двух словах изложу тебе.
Для объяснения всей сложности проблемы ему самому требовалось более четкое понимание ситуации. В этом состояло особое удовольствие от таких обсуждений и при встречах с ней, и при переписке. Так было и в этот раз: полдюжины основных положений, пронумерованных от первого до шестого, внезапно осветили для него путь сквозь туман.
Как только он закончил, пришел Бонги и постучал по часам. Второе за день заседание должно было начаться через десять минут. Он торопливо добавил к письму последний абзац:
Это все, что я могу рассказать тебе в данный момент. Ах, если бы ты была сейчас здесь, любимая! Как я скучаю по тебе в этот самый критический из всех кризисов! Думай обо мне, люби меня и пиши мне. С каждым днем я боготворю и люблю тебя все больше.
Когда он вошел в зал и направился к своему креслу, все министры уже расселись по местам. Заседание впервые проходило вечером в воскресенье. Никогда прежде он не видел такого золотистого солнечного света за этими окнами.
– Полагаю, было бы полезно, если бы, перед тем как мы продолжим, я изложил шесть основных положений, с которыми, не сомневаюсь, все согласятся, и это задаст верное направление нашим действиям…
Он зачитал их, делая паузы после каждого предложения и предоставляя возможность что-то возразить: 1) Британия не связана обязательствами помогать Франции или России; 2) в данный момент не идет никакой речи о том, чтобы послать войска во Францию; 3) Франция является нашим ближайшим другом и союзником; 4) уничтожение Франции как великой державы не отвечает интересам Британии; 5) нельзя позволить Германии использовать Канал как базу для агрессии; 6) Британия имеет обязательства перед Бельгией не допустить ее захвата Германией.
Никто не сказал ни слова даже в ответ на последнее утверждение. Можно было до скончания века спорить о том, кто или что несет ответственность за кризис: Сербия, Австрия, Россия, Германия, Франция, капитализм, империализм, национализм, но к тому воскресному вечеру только один участник конфликта вторгся в одну нейтральную страну и собирался напасть на вторую. Ощутить перемену настроений в зале заседаний было так же просто, как изменение давления в воздухе. Упрямый мистер Бёрнс все твердил о своей решимости подать в отставку, но остальные ошеломленно молчали. К восьми часам, всего лишь при пяти голосах против, он добился согласия на то, что уже завтра Грей должен предупредить Германию, что любое серьезное нарушение нейтралитета Бельгии вынудит правительство его величества предпринять соответствующие меры.
В восемь часов он закрыл заседание со спокойным ощущением выполненного долга. Правительство удалось сохранить в целости. Но политика – это просто процесс замены одной проблемы на другую. Теперь оставалось решить лишь один пустяковый вопрос – о надвигающейся войне.
Он обедал у Реджи и Памелы Маккенна на Смит-сквер. Министр внутренних дел и его супруга были старинными друзьями, что ему как раз и требовалось после такого тягостного дня. Он взял с собой Эдвина Монтегю, Вайолет, Сирила, или Сиса, своего младшего сына от первой