– Никто не в силах не допустить этого! Никто, если рухнет мировая финансовая система! Торговля прекратится. По всей Европе начнутся революции. Предлагаю вам в порядке краткосрочной меры рассмотреть возможность закрытия бирж до начала завтрашних торгов.
Послышался стук в двери, и в кабинет вошел Бонги. Премьер-министр все еще изумленно смотрел на Ротшильда.
– Да, что там? – не оборачиваясь, спросил он.
– Австрия только что объявила войну Сербии.
Когда Ротшильд и Монтегю оставили его одного, премьер-министр прошел в большую уборную рядом с кабинетом, открыл кран и ополоснул лицо. Потом вытерся маленьким полотенцем и рассмотрел свое отражение в зеркале над раковиной.
Он считал по собственному опыту, что преуспевающему премьер-министру в первую очередь необходимы два качества. Во-первых, оперативное решение вопросов. А во-вторых, оптимизм. Оптимизм! Не было смысла предаваться отчаянию. Оно высасывало энергию, приводило в смятение мысли, заражало коллег и подчиненных, ничем не помогало, а только ухудшало положение. Он знал, что некоторые принимают его спокойствие за самоуверенность. Но это его не беспокоило. Премьер-министром был он, а не они.
Несколько минут спустя Бонги привел к нему майора Хэнки, секретаря Комитета обороны империи, и тот положил на стол увесистый красно-синий том в кожаном переплете, известный как «Мобилизационное расписание». Премьер-министр со скептическим видом раскрыл его. На титульном листе было написано: «Координация действий департаментов в случае обострения международных отношений и начала войны». Худощавый, подтянутый Хэнки, напомнивший ему школьного учителя гимнастики, потратил не один год своей жизни на составление этого бюрократического шедевра.
– Напомните мне его принцип действия.
– Министр иностранных дел официально предупреждает кабинет министров, что «предугадывает в ближайшем будущем угрозу вовлечения страны в войну», таким образом механизм приводится в действие. Одиннадцать департаментов правительства начинают рассылать телеграммы с предупреждением по всей империи – портам, железнодорожным вокзалам, почтовым отделениям, штабам армии, полицейским участкам, городским магистратам и так далее, начиная таким образом подготовительный этап. Получатели заранее снабжены инструкциями и знают, что им делать при поступлении телеграммы.
– И что говорится в таких телеграммах?
Хэнки показал:
В СВЯЗИ С ТЕМ, ЧТО БРИТАНИЯ ВСТУПАЕТ В ВОЙНУ С ________, ДЕЙСТВУЙТЕ СООБРАЗНО ИНСТРУКЦИЯМ.
– Нам нужно только вписать слово «Германией».
– Сколько таких телеграмм будет разослано?
– Точного количества я не знаю. Несколько тысяч.
Премьер-министр подтолкнул к нему книгу через стол:
– Нет, еще рано.
– Это чисто защитная мера, премьер-министр. Она просто подготавливает механизм к действию в случае внезапного обострения ситуации.
– Возможно, для вас, майор, это и выглядит как защитная мера, но, когда новости просочатся, весь остальной мир увидит в этом проявление враждебности. Общественное мнение еще не подготовлено к войне.
Как только вышел Хэнки, в кабинет ворвался Уинстон и принялся расхаживать взад-вперед, зажав лацканы пиджака большими и указательными пальцами, словно выступал перед публикой. Премьер-министр остался сидеть за столом, спокойно наблюдая за ним.
– Начнется общеевропейская война, премьер-министр. Теперь, когда Австрия заявила о своих намерениях вторгнуться в Сербию, яснее быть не может. И должен вам сказать, при всех находящихся в моем распоряжении силах, что случится катастрофа небывалого масштаба, ставящая под удар само существование Британской империи, если вся масса нашего флота останется запертой в Портлендской гавани, а потом вынуждена будет пройти сквозь строй германских подводных лодок, наводнивших весь Канал. Мы можем проиграть войну еще до того, как она начнется.
– И что вы предлагаете?
– Нужно под покровом ночи, не зажигая огней и на полном ходу, вывести весь наш объединенный флот на боевые позиции в Северном море – целый караван из дредноутов, эсминцев и крейсеров длиной восемнадцать миль.
– Когда это можно будет проделать?
– Если отдать приказ сегодня, то они будут готовы к отплытию завтра на заходе солнца.
Премьер-министр взвесил риски. Это куда более решительный шаг, чем ему хотелось бы. Согласно конституции, он обязан обсудить решение с министрами. Но мнения разделятся, и они потеряют целый день, а аргументы Уинстона были, как всегда, весьма убедительны.
Он не сказал ни да ни нет, лишь непроизвольно вскинул подбородок и хмыкнул.
Среди всех этих бурлящих штормов и потоков единственной точкой опоры, путеводной звездой для него оставалась Венеция и перспектива увидеться с ней в субботу. Он выскочил в центральный зал и отправил ей телеграмму:
ПОЛОЖЕНИЕ СЛОЖНОЕ, НО Я ВСЕ ЕЩЕ НАДЕЮСЬ ПРИЕХАТЬ В КОНЦЕ НЕДЕЛИ В ПЕНРОС.
А когда вернулся, написал ей второе письмо, рассказав о событиях второй половины дня, включая и визит лорда Ротшильда, закончив как раз к шести часам.
На этом я должен остановиться, сообщив тебе более чем достаточно для прочтения за один раз. Благослови тебя Бог, родная и любимая.
Отослав письмо, он вышел через ворота Святого Стефана и прогулялся в одиночестве ранним летним вечером вокруг Парламентской площади до Даунинг-стрит. Он поручил дочери Вайолет собрать кого-нибудь из его старых друзей для обеда и бриджа, чтобы отвлечься от мыслей о Сербии и Ирландии. Но когда он поднялся в гостиную, Вайолет сказала ему, что Марго взяла подготовку на себя и пригласила – это ж надо было догадаться! – Уинстона и русского посла графа Бенкендорфа с супругой.
– О господи! – простонал он.
– Прости, папа. Я говорила, что тебе, наверное, и так хватило политики для одного дня. Но ты же знаешь, как она любит находиться в гуще событий.
– Да уж, знаю.
В первые дни его премьерства Марго завела моду называть себя «премьер-министершей». Пришлось предостеречь ее, что это не лучшая идея и коллеги, того и гляди, начнут ему завидовать. «Я очень ценю твои советы, дорогая, но лучше высказывать их мне наедине. Люди не одобрят правительство в юбках». Она отказалась от этого титула, но продолжала за его спиной переписываться с министрами и даже время от времени приглашала их на частные встречи. Ее суждения частенько оказывались практичными, но консервативными по природе, и она особенно недолюбливала радикалов, таких как Ллойд Джордж. Иногда ему казалось, что он живет с чрезвычайно разговорчивым ведущим автором «Морнинг пост». И все же, переодеваясь к обеду, он решил, что сможет, по крайней мере, посидеть тихо, наедине с собственными мыслями, предоставив ей право вести беседу.
За столом сидели восемь человек. Слева от него – Вайолет, справа – Софья Бенкендорф, мать героя ночного происшествия на пароходе, все еще красивая в свои пятьдесят с небольшим. Марго расположилась на другом конце стола между Уинстоном и графом Бенкендорфом, носившим монокль. Премьер-министр наблюдал, как она поворачивается то к одному, то к