Едва приехав с родителями на Даунинг-стрит, Венеция поняла, что беспокоиться не о чем. Марго никогда не устраивала половинчатые приемы и сегодня, как обычно, пригласила семьсот гостей. В холле, в большом зале, на террасе и в саду толпились члены парламента, министры, множество дипломатов и изрядная часть светского общества, раскрасневшиеся и поникшие от жары.
Неудивительно, что в этой толчее Венеция не узнала детектива-сержанта Димера, с которым виделась лишь мельком, да и сам он старался держаться как можно незаметнее: стоял в холле, выполняя вместе с еще пятью сотрудниками Специального отдела указание затеряться среди гостей. А вот он ее узнал, одну из немногих. И инстинктивно направился следом за ней через застекленную дверь.
Премьер-министр с женой встречали гостей перед лестницей. Он поцеловал Венецию в щеку, а за ним так же поступила и Марго.
– Мэйзи, дорогая! – сказал он леди Шеффилд. – Вот кого я хотел увидеть. В пятницу я выступаю с речью в Честере…
Марго подозрительно прищурилась:
– Ты мне об этом не рассказывал.
Венеция не стала ждать продолжения.
– Извините, я вижу там Уинстона. Мне нужно поговорить с ним о моем путешествии.
– Не уходи далеко! – окликнула ее мать. – В пять мы должны быть на вокзале Юстон.
Компанию первому лорду Адмиралтейства составляла его мать леди Дженни и германский посол князь Лихновский, их обоих Венеция хорошо знала. Уинстон представил ее остальным: немцу графу Кесслеру и француженке графине Греффюль, томно обмахивающей напудренные щеки изящным китайским веером. Они обсуждали переговоры в Букингемском дворце, которые продолжились этим утром, а завершиться должны были на следующий день.
– Говорят, дела там идут неважно, – сказал Уинстон. – Венеция, а ты что слышала? – Он повернулся к Лихновскому и доверительно сообщил театральным шепотом: – Мисс Стэнли известно все.
– Это вряд ли, – рассмеялась она.
– И что будет, если переговоры провалятся? – спросил посол.
– Кровь, – ответил Уинстон. – Кровь!
Она послушала их еще пару минут и отошла.
Димер следовал в каких-то десяти футах за ней. Ему казалось, что он слишком бросается в глаза в своем поношенном темном костюме, который полагалось держать застегнутым на все пуговицы, несмотря на жару. Это было его первое охранное задание, и он впервые вышел на службу при оружии. И все наверняка замечали, как выпирает под пиджаком его револьвер «уэбли» в подмышечной кобуре, во всяком случае, замечали те, кто разбирается в таких вещах. Венеция вдруг обернулась и посмотрела на него, но, похоже, не узнала. Ему подумалось, что выглядит она бледной, нездоровой.
Он не ошибся. Хотя она была в легком шелковом жакете лимонного цвета и блузке, от жгучего солнца у нее кружилась голова. Венеция взяла у одного из слуг чашку чая, отошла с ней в тень под деревом у стены сада. Неподалеку министр иностранных дел сэр Эдуард Грей что-то обсуждал с французским и русским послами. Темные очки, которые он носил, чтобы защитить от яркого света слабеющее зрение, подчеркивали тонкие черты меланхоличного даже в самые веселые моменты лица овдовевшего политика, придавая ему совершенно загробный вид.
Венеция поняла, что вот-вот упадет в обморок. И надо же такому случиться именно в доме Марго.
Наклонившись, Венеция аккуратно поставила чашку с блюдцем на траву, а затем, подобрав юбку, села рядом. Сняла тяжелую причудливую шляпу, прислонилась к увитой плющом кирпичной стене и глотнула чая. Потом прикрыла глаза. Со всех сторон трещали неотличимые один от другого голоса; гостям приходилось говорить громче обычного, чтобы их было слышно. Когда она снова открыла глаза, над ней стоял в солнечном ореоле премьер-министр. Она заслонилась от солнца, чтобы рассмотреть его.
– Не надо, не вставай, – сказал он. – Хотел бы я посидеть рядом с тобой, но нужно идти и разговаривать с этими ужасными людьми. Все улажено за ничтожную плату – выступление с речью в Честерском обществе Красного Креста. Я смогу приехать на уик-энд в Пенрос.
– Чудесно.
– Правда?
– Дождаться не могу.
– Тогда до следующей субботы, милая.
– До встречи.
Он послал ей призрачный воздушный поцелуй.
Она смотрела, как он продвигается по лужайке в сторону дома – крабьим шагом политика, останавливаясь то здесь, то там, чтобы перекинуться парой слов, вспоминая имена, одаривая улыбками, прежде чем окончательно раствориться в толпе.
«Ну и ну», – подумал Димер, делая вид, будто разглядывает соседний розовый куст, хотя лепестки с цветов уже облетели. Он не расслышал ни слова из их разговора и точно не знал, чему оказался свидетелем, но это определенно было что-то важное.
Тем временем в Белграде посол Австро-Венгерской империи доставил в Министерство иностранных дел Сербии ультиматум своего правительства.
Часть вторая. Война
24 июля – 4 августа 1914 года
Глава 6
В мыслях он так сосредоточился на Ирландии, на преследующих его видениях гражданской войны и неизбежного краха возглавляемого им правительства, что, отвечая на утренний звонок из Министерства иностранных дел, в кои-то веки не сумел сразу уловить значимость сказанного.
– Мы получили копию требований австрийцев, – сообщил ему Грей. – Только что доставлена их послом.
– И что вы об этом думаете?
Он посмотрел на часы, стоя посреди кабинета своего личного секретаря. Марго лежала наверху в постели с мигренью, которая разыгралась от нервного напряжения при подготовке к садовому приему. Автомобиль ждал премьер-министра перед домом, готовый доставить его во дворец. Венеция была за триста миль отсюда. Его совсем задергали. Будь это не Грей, а кто-нибудь другой, он бы вообще не подошел к телефону.
– Я сказал ему, что это самый устрашающий документ из всех, какие одна страна адресовала другой.
– Хуже, чем мы ожидали?
– Бесконечно хуже.
Только теперь премьер-министр осознал важность полученных сведений. И в его адвокатской голове отлаженная система учета информации переместила европейский кризис из ящика низкой приоритетности в высший.
– Было бы хорошо, если бы вы сегодня же представили его кабинету министров. А я должен сейчас пойти и разобраться с нашими беспокойными меньшими соседями.
Он передал трубку своему личному секретарю Морису Бонэму-Картеру, надел цилиндр, и они вместе вышли из дома на Даунинг-стрит. Хорвуд уже стоял возле «нейпира», открыв заднюю дверцу. Пока премьер-министр забирался в пустой салон, одинокий фотограф успел сделать снимок.
Венеция прибыла в Пенрос накануне вечером, уже затемно, после пятичасовой поездки в поезде, и легла в постель далеко за полночь. Она проспала бы куда дольше, если бы не пронзительные крики