— На, заешь, — Казбек взял стоящий рядом казанок и протянул Тимуру.
Тимур вдруг почувствовал страшный голод. Забыв про все, он с жадностью накинулся на остатки утиного шулюма. А Казбек уже наелся и согрелся, ему хотелось поговорить, но рот Тимура был занят.
— У тебя батяня есть? — спросил Казбек. — А, ну ты ешь, ешь. Выпей вот еще. Дай я хлебну. Вот у меня батяня есть, а у многих пацанов в поселке — нет. Мой батяня — человек! Года три-четыре назад я пошел ставить капканы на зайцев. Капканы мне двоюродный братишка из города подогнал. Хорошие такие капканы, пружина там была ого-го! Пошел на следующий день проверять — все пустые, кроме одного. Да и там — не заяц, а волк, прикинь? Ну, не волк точнее, а волчонок, подросток. Размером уже с волка, только тощий и глупый. Мечется, злится, скулит, а капкан хоть и на зайца, а держит. Взрослый волк бы вырвался, а этот, видать, не может, сил не хватает. И мозгов. И чего-то мне жалко его стало. Рука застрелить не поднимается. Я бы его отпустил, а только как подойти? Не подпустит ведь, цапнет, как есть. Пошел я к бате. Че, выпьем еще? Выпил уже? Ну, давай, за тебя. Так вот, батя мне и говорит, мол, а че ты от меня хочешь? Жизнь — это такая задача. А у каждой задачи есть один ответ и много решений. Хочешь ссать — поссышь, никуда не денешься, а вот где и как поссышь, уже от тебя зависит. И во всем в жизни так. Хочешь выпить — идешь к тете Вале за поллитрой или в новый комок за пивом. А если и там нет, то всегда у соседа можно заначку выпросить. Если и сосед не дает, то к деду Егору обратиться, у него всегда самогонка припасена. Конечно, может и так быть, что не судьба тебе выпить — и тогда всех обойдешь, а не найдешь ни хрена. Но если ты и искать не станешь, а дома будешь сидеть и ждать, когда тебе бутылку с закусью принесут, тогда точно ничего не получится. Так что действуй, говорит, пока волк твой еще живой. Ну, пошел я обратно. Как там, осталось еще? Я глотну, а ты допивай уже сам, мне хватает. Пришел я к своему капкану, а волка и нет уже, только лапа его в капкане торчит да трава вокруг кровью залита. Опоздал я. А волка этого в том году чабаны подстрелили. Все смеялись, как он от них на трех ногах убежать пытался. Да-а, опоздал я…
Тимур уже плохо понимал, о чем рассказывает Казбек. Водка смыла с его губ только запах Алены, а жар внутри становился напротив все гуще, и уже перед глазами снова возникали и исчезали смутные ночные образы, мучавшие его весь прошлый месяц. Наконец, он не выдержал и неловко вскочил на ноги. Земля поплыла, закачалась, во рту стало горько, но Тимур удержался и пробормотал:
— Ф-ф-ф…йибалйеейо…
— Спать здесь будешь? — спросил Казбек. — Если че, у меня там, у дерева, палатка.
Но Тимур не ответил, а отвернулся и пошел прочь.
Его вырвало где-то прямо в поле, и от этого стало легче. Потом еще раз, ближе к дому. Губы пересохли, язык распух, стал чужим и шершавым, как дубовая кора, Тимуру все время хотелось его выплюнуть, и он пробовал, но ничего не получалось, не было даже слюны. Он добрался до колонки возле самого дома, жадно напился ледяной сладкой воды, и его начал колотить озноб. Тимур с удовольствием забрался бы в постель, но возвращаться в дом боялся — бабушка спала чутко, а вставала рано. Потоптавшись во дворе, он заглянул в подсобку с инструментами, взял фонарь и, оглядываясь и стараясь не шуметь, пошел в хлев. Там было темно. Тимур включил фонарь, залез в загон к овцам, упал в углу на солому и сразу уснул.
Тотчас же в его беспокойный сон проникла Алена. Она опять стояла, бесстыдно распахнув руки и ноги, и смеялась, запрокидывая голову, а потом подошла, склонилась над ним, вся белая и распаренная, и стала покачиваться из стороны в сторону, так что ее розовые сосочки щекотали ему лицо. Тимур пытался поймать их ртом, но все время не успевал, и от этого возбуждался все сильнее, сильнее и, наконец, судорожно вздохнул и проснулся. В свете лежащего рядом фонаря он увидел стоящую над ним Василиску. Она наклонила голову и ткнулась носом в его лицо. Тимур встал, повесил фонарь на гвоздь и вернулся к Василиске. Она подняла на него свои странные голубые глаза и тихо, словно специально стараясь не шуметь, заблеяла. Тимур погладил ее по голове и сел рядом. Василиска, словно чувствуя, зачем он здесь, сделала несколько маленьких шагов вперед и встала — покорно, не шевелясь, будто понимая, что так надо. Тимура опять начало трясти, но уже не от холода. Он протянул руку, погладил Василиску по тазу, а потом скользнул рукой чуть ниже, приподнял хвост и увидел что-то темное и странное, пальцы нырнули в темноту и нащупали влажную теплую кожу, совсем человеческую на ощупь. Там у себя внизу Тимур ощутил, будто вновь схватила и сжала его теплой крепкой ладошкой Алена, как тогда возле костра. Он встал и расстегнул ремень. Бока Василиски заходили быстрее, и она снова тихо заблеяла. Почуяв волнение Василиски, проснулась Родинка, а за ней и другие овцы. Тонька, испугавшись, заблеяла пронзительно, так, как только она и умела, и от этого резкого звука Тимур вдруг очнулся. Дрожь ушла, ушло и напряжение, только все сильнее болела голова. Снаружи лаяли ночные собаки, дул ветер и просыпались в своих домах люди. Тимур торопливо начал застегивать штаны, и в этот момент дверь распахнулась и на пороге появилась бабушка. Увидев Тимура, она ахнула, замерла на мгновенье, а потом молча захлопнула дверь, но тут же распахнула вновь и закричала:
— Ах ты шельмец, чего удумал, бесстыдник! А ну как я твоему папке расскажу?
Тимур бросился к двери, пригнувшись, чтобы проскочить мимо бабушки, но она успела схватить его за шиворот и воскликнула, скривившись:
— Ты ж пьяный, зараза!
И тут же шлепнула жесткую ладонь ему на лоб и уже озабоченно проговорила:
— Да у тебя жар… А ну домой, быстро!
Тимур вдруг разом лишился сил, коленки задрожали, ему ужасно хотелось разреветься, но слезы не шли, только подкатил опять едкий ком к горлу, и