— Пиво не забудь! В салоне! — крикнула Алена, обернувшись, перед тем как заскочить в дом, и заметила Тимура. Улыбнувшись и махнув ему рукой как старому знакомому, она исчезла за дверью.
Ночью Тимур не мог уснуть. Соседи устроили пикник, сначала у них гремела музыка, но потом музыку выключили, и какой-то парень принялся играть на гитаре. Подпевали ему хором, так как песни были все знакомые, и пели хорошо. А между песнями звенели стаканами и то затихали, то взрывались хохотом. В окно влетали пряные запахи шашлыков, пива и чего-то еще незнакомого, но приятного. Проворочавшись час-другой, Тимур не выдержал, натянул тельняшку и вылез во двор через окно, чтобы не разбудить бабушку. Соседи гуляли где-то за баней, с бабушкиного двора их не было видно, поэтому, подумав, Тимур полез на яблоню, раскинувшую свои ветви по обе стороны ограды. Отсюда стал виден костерок. Перед самым огнем сидела Алена и ковыряла веточкой в углях. Позади нее, привалившись к дереву, вовсю целовались двое. Они были полуукрыты пледом, из-под которого то и дело возникали оголенные руки и ноги. Судя по раздающимся звукам, кого-то рвало там, дальше, в темноте, Тимуру не было видно. Длинноволосый парень лежал и, видимо, спал на раскладушке, разложенной посреди двора. Гитара валялась прямо на земле возле него, между пустых бутылок и шампуров. Тимур пополз по ветке, подбираясь ближе, чтобы лучше разглядеть Алену. Дерево застонало и с грохотом сбросило пару яблок прямо на крышу баньки. Алена испуганно подняла голову и стала всматриваться наверх, а потом крикнула:
— Кто там?
Тимур затаился. Тогда Алена схватила из костра горящую ветку и, подойдя к бане, проворно забралась на крышу по приставной лестнице. Сначала перед Тимуром появился огонь, и тут же вслед за ним возникло лицо Алены. Увидев Тимура, она как будто бы и не удивилась, только чуть улыбнулась.
— Ты чего шумишь? — спросила она шепотом.
Тимур хотел что-то ответить, но не нашелся.
— Рот прикрой, — засмеялась Алена, — спускайся, пошли к нам.
Тимур неловко, обдирая локти, сполз с дерева, подтянувшись и пытаясь носками сандалий попасть в ячейки сетки-рабицы, перелез через ограду и оказался прямо перед Аленой. Она взяла его за руку и подвела к костру. Целующейся парочки уже не было, видимо, они ушли в дом.
— Будешь пиво? — спросила Алена. — Хотя нет, тебе же рано еще.
— Не рано мне, — буркнул Тимур, — я пил уже.
И это была правда. Однажды папа поил его водкой, когда зимой, возвращаясь с подледной рыбалки, они застряли на машине прямо посреди степи. Тимура тогда быстро развезло, и он уснул, поэтому не помнил, как за ними приехал трактор и оттянул вместе с машиной домой.
— Ладно, ладно, не сердись, — сказала Алена. — Пиво все равно кончилось. Давай лучше чаю попьем.
Она принесла подкопченный чайник с водой, и Тимур, уже наученный поселковой жизнью, быстро сгреб угли в плотный прямоугольник, подоткнув его с двух сторон тлеющими поленьями, и установил на них чайник. Сделав это, он почувствовал себя уверенней и спросил:
— Заварка есть?
— Конечно, — сказала Алена, — в машине, в бардачке. Принесешь?
Тимур кивнул и пошел к машине. Джип был классным — с кожаными сиденьями и навороченной магнитолой. Он порылся в бардачке, нашел коробку с чайными пакетиками, презрительно фыркнул, потому что знал, что настоящий костровый чай получается только с листовой заваркой, но коробку взял и пошел обратно к костру. Алена уже расстелила возле огня широкий каремат и сидела на нем, вытянув вперед ноги. Увидев Тимура, она похлопала по каремату рядом с собой.
— Садись сюда, чайник все равно еще не закипел.
Тимура бросило в краску, и он обрадовался, что сейчас темно и Алена этого не заметит. Стараясь шагать как можно более непринужденно, он подошел к каремату, но сел все же чуть поодаль от Алены. Она засмеялась и сама придвинулась к нему.
— А помнишь, как ты меня увидел тогда, после бани? Вот ты скажи, я тебе поверю, я красивая?
Тимур покраснел еще больше и промолчал.
— Что, неужто некрасивая? — переспросила Алена.
— Красивая, — промямлил Тимур.
— Вот прямо вся-вся красивая? — не унималась Алена. — Везде-везде красивая?
Тимур чувствовал, как колотится его сердце, и ничего не мог с этим поделать.
— Тебя как зовут-то? — спросила Алена.
— Тимур, — сказал он.
— Красиво… так по-кошачьи, — Алена улыбнулась и придвинулась еще ближе и потерлась плечом о его плечо, — Тимуррр… А что, Тимур, небось девочки у тебя еще не было? Хочешь меня? Что молчишь? А я сейчас проверю…
Она ловким движением сунула руку ему в штаны. Тимур от стыда и неожиданности скорчился, пытаясь животом смять, придавить, спрятать то, что нельзя было уже спрятать, но Алена уже все нашла, нащупала, сжала крепко и наклонилась прямо к лицу Тимура, улыбаясь всеми своими белыми острыми зубками. От нее пахло густым пивным перегаром, дымом, луком и клубникой.
— А ты большой, — сказала она задумчиво, — только маленький еще. Вот я тебя сейчас поцелую и к маме отпущу.
И она мягко, протяжно поцеловала его прямо в губы, а потом подскочила, взъерошила ему двумя руками волосы, расхохоталась и убежала в дом.
Чайник на костре закипел, крышка неприятно дребезжала, из-под нее с шипением вырывались брызги и тут же растворялись, превращались в пар. В темноте за домом кого-то снова стало тошнить. Тимур наконец пришел в себя, вскочил и выбежал на дорогу.
Он бежал прочь от дома до тех пор, пока не покрылся потом. Тельняшка прилипла к телу, и он нетерпеливо сдернул ее с себя, перейдя на шаг. Ветерок сразу показался холодным, но это было даже приятно. Деревня уже кончилась, дорогу освещал только тусклый низкий полумесяц и далекое-далекое мерцающее небо. За деревней были пастбища, полянки, на которых росли небольшие дикие яблоньки и мелкая малина. Где-то вдалеке показалось яркое пятнышко огня, кто-то жег костер, и, не колеблясь ни секунды, Тимур пошел туда.
Подойдя ближе, он увидел Казбека. Казбек сидел завернутый в одеяло, а его одежда и сапоги сушились возле костра, разложенные на камнях и развешенные на воткнутых в землю палках.
— За уткой в озеро полез, — сказал Казбек, кивнув приветливо Тимуру, — а там глубоко-о-о. Вода после дождей поднялась. Теперь отогреваюсь. Выпить хочешь? — и он протянул Тимуру бутылку.
Тимур схватил ее и жадно сделал несколько глотков. Водка была жгучей — прохладной и одновременно обжигающе горячей.