Дождавшись, пока Рафиза отойдет подальше, молчавшая все это время Алиюшка, хихикнув, сказала:
— А вы слышали, девчонки, что правильная Рафиза-то наша с Ерланом перепихнулась?
* * *
Снизу Марату хорошо было видно, как между верхушек елей текут облака, уплывая от горных пиков туда, ближе к людям и их теплу. Откуда-то снизу доносился шум реки и казалось, что она под землей, стоит только копнуть глубже, и вырвется на волю.
— Ты представляешь, — сказал Лельке Марат, — я же овцу так и не нашел. Да и не заметил я, когда она пропала. Вроде и недалеко водил, а поди ж ты. И знал, что получу от Рафизы, но не привык я, честное слово. Раньше хорошо было, отдашь овец чабану на все лето и спокоен, землей занимаешься, домом… Вот это по мне! А теперь и овец мало, и чабанов. Так и мы с Рафизой — раньше только скотом и жили, а сейчас что — одна корова, шесть овец… то есть пять уже, ну, куры, утки, а все больше сил и времени на землю уходит. Вон я в хлеб вложился, поле засеял, Рафиза огород держит, за садом следит. Земледельцы мы стали, а не скотоводы. Да только мне это как будто и в радость. Тяжелое это занятие овец пасти. Только кажется, что легко. То и дело начеку надо быть, а ну как в нору провалится, ногу сломает или забредет на склон, застрянет в кустах, а то, не дай Аллах, болезнь какая… Не-е, мне куда приятней с землей возиться, картошку пальцами в земле нащупывать — молодую, круглую, тонкокорую, или жердочки на забор постругать — видала? Ни у кого в поселке нет забора красивее, чем у нас. Да только овцу мне найти надо. Без ярочки нашей Рафиза мне всю душу выест. Ох, боюсь я ее. Вот никого не боялся, а жену боюсь. Глаза у нее такие становятся… Как взглянет, так сразу у меня дыхание перехватывает, все сжимается внутри. Как будто ошпарила. Только не кипятком, а льдом. Да кому я рассказываю, ты и сама знаешь, да, Лелька? И главное, что я, виноват, что ли? Сколько раз говорил ей, ну не лежит у меня к этому душа, давай, говорю, наймем Саньку, Наташкиного сына, так нет. Ты, говорит, все равно лучше справишься, чем Санька. Ему наши овцы чужие, а тебе нет. Эх, а речка-то как шумит хорошо. Вода, наверное, ледяная, сладкая! Журчит, как кошка мурлычет.
Марат тяжело закашлялся.
— Слушай, Лелька, — уже с трудом шевеля сухими губами попросил Марат, — притащи-ка мне ту палку, видишь? Я-то сам не дотянусь.
Лелька, почуяв игру, подскочила и стала радостно прыгать вокруг Марата и лизать ему лицо.
— Да погоди ты, — слабо отмахивался Марат свободной рукой, — вот не зря говорят — маленькая собака до старости щенок. Вон туда смотри! Видишь? Та, что потолще? Притащи, пожалуйста. Неси! Апорт! Ну, давай, родная…
Лелька наконец что-то поняла, завертелась на месте, силясь разгадать, что именно просит хозяин. Марат схватил с земли ворох осыпавшейся хвои и швырнул в сторону обломка дерева, слабо воскликнув:
— Апорт!
Лелька бросилась вперед, принялась шарить по кустам, жадно вынюхивать, стараясь найти что-то с запахом хозяина, но все вокруг пахло только свежей землей, смолой да навозом. Ничего не отыскав, она решилась хоть как-то порадовать Марата, схватила самую толстую ветку — тот самый обломок упавшей сосны — и с виноватым видом — мол, вот лучшее, что нашла, хозяин! — потащила ее Марату.
— Умница, умница! — обрадовался он. — Дай мне.
Лелька бросила ветку и завиляла хвостом. Марат развернул ветку более тонким концом к себе и попытался всунуть его под ствол дерева, рядом с придавленной рукой. Ветка была изгибистой, бугристой и всунуть ее было не так просто, а каждое движение доставляло Марату боль. Присмотревшись, он увидел, что ближе к его коленям дерево лежит на камне, а слева и справа от камня под стволом есть небольшие промежутки, пустоты. Он сунул ветку туда, и она вошла, пусть неглубоко, но вошла.
— Ох, лишь бы крепкой оказалась… — прошептал Марат.
Земля здесь вообще была каменистой, а Марату нужно было что-то для сооружения рычага. Он нащупал верхушку камня покрупнее и принялся пальцами откапывать его. Лелька, увидев, что Марат возится в земле, подскочила и принялась радостно копать рядом, крепко упершись в землю задними лапами и быстро перебирая передними. Комья земли полетели в Марата.
— Эй, а ну перестань! — крикнул Марат. — Токта! Фу!
Лелька взглянула на Марата с удивлением, но остановилась, а потом обиженно отошла в сторону и наблюдала, как Марат медленно, обдирая пальцы о жесткую плотную землю, отрывает камень. Наконец камень начал шататься. Марат раскачал его и выдернул из земли, как свеклу. Камень был удачным — широким, с плоским основанием, с покатыми краями. Марат подоткнул камень под ветку и постарался коленом вбить его поглубже. Выдохнув из себя весь воздух, чтобы стать тяжелее, Марат изогнулся, перекинул ноги через ветку и всем телом оперся на ее приподнятый конец, помогая себе при этом свободной рукой. Упавшее дерево вздрогнуло и чуть шелохнулось, но этого оказалось достаточно, чтобы чуть-чуть, на сантиметр высвободить застрявшую руку. Марат снова и снова силился приподнять сосну, пока, наконец, не выдернул из-под нее руку полностью. Рукав был разодран в клочья, предплечье сильно исцарапано, но Марат попробовал согнуть руку, пошевелить пальцами, и это у него получилось.
— Слава Аллаху, у нас в роду всегда были крепкие кости! — воскликнул он, лежа на спине и протягивая руки к небу.
* * *
В городе Рафиза не была давным-давно. Больше всего ей хотелось навестить деток — Анелечку и Азамата, они снимали квартиру где-то недалеко от университета, но Рафиза не хотела волновать их, не хотела рассказывать о том, что отец пропал, а еще что-то подсказывало ей, что у них уже своя жизнь и врываться в нее вот так, не предупредив, просто нельзя. Вдруг у них гости, вдруг дома беспорядок, вдруг есть другие дела на вечер? Нет, нельзя так. Пусть сами в аул приезжают, и тут уж Рафиза постарается — и плов сделает, и бешбармак, и манты. Да и хоть свежим воздухом подышат, а то здесь дышать совершенно невозможно. Не воздух, а дым. Да и чего удивляться, вон стоят автобусы на остановке, а из выхлопных труб — черные облака. А глаза поднимешь — так вокруг трубы полосатые возвышаются, торчат ртами открытыми в