Поднявшись на башню, торчащую над аркой ворот, я всмотрелся в темноту, а потом, уловив какое-то движение там, куда показывали казаки, поднес к глазам подзорную трубу. В свете наших дозорных костров возле реки действительно мелькнули тени двух человек. Они осторожно крались под обрывом вдоль берега, стараясь оставаться в темноте. Со стен угол обзора не позволил бы их хорошо рассмотреть, но сверху, с высоты башни, мне удалось разглядеть силуэты при помощи оптики.
— Лазутчики, — пробормотал я. — Пробуют, наверное, подобраться ближе к стенам.
Но, что-то было не так. Они двигались не от черкесского лагеря, а к нему с нашей стороны!
— Дай-ка взглянуть! — Вулич выхватил у меня оптический прибор и сам уставился в окуляр. Потом проговорил:
— Не похожи на горцев. Мундиры наши. Это солдаты из крепости!
Я резко повернулся к нему, высказав свою догадку:
— Там предатели! Они бегут к горцам!
Вулич не ответил. Вместо этого он схватил длинную английскую винтовку у ближайшего казака-застрельщика и прицелился. Выстрел грянул в ночи. Одна из фигур рухнула. Вторая бросилась бежать. Но, другие наши стрелки уже открыли огонь вслед за Вуличем.
Через несколько долгих мгновений все было кончено. Перебежчики упали и больше не шевелились. Мы спустились к реке и нашли сначала одно тело — это оказался рядовой Матвей Гордеев, один из солдат роты Друбницкого. И он был мертвее некуда, поскольку пуля снесла ему часть головы. А недалеко от него лежал с пробитой грудью еще один солдат, сослуживец Гордеева — рядовой Василий Кирилов. И рядом с его телом валялся какой-то сверток.
— Похоже на письма, — пробормотал Вулич, разворачивая бумаги в темноте, разбавляемой лишь светом дозорных костров. — Надо отнести к коменданту.
Но, это оказались не письма, а перерисованные карандашом чертежи нашей крепости с отмеченными слабыми местами, расположением пушек, запасами пороха и продовольствия.
— Похоже, эти двое и выпустили Кэлекута, — сказал я. — Но, расслабляться рано. Возможно, что кто-то еще из пособников предателей остался внутри крепости.
Вулич мрачно кивнул.
А умирающий внезапно открыл глаза и прошептал:
— Завтра будет не только штурм… Начнется еще и бунт… Ваших благородий свои же солдаты поднимут на штыки…
Так он и умер, захрипев, закашлявшись собственной кровью, задергавшись в агонии, но не сказав больше ничего. Ночь прошла в тревожном ожидании. Я не сомкнул глаз, проверяя посты и наблюдая за вражеским лагерем. Горцы тоже не спали. Их костры горели до самого утра.
А на рассвете, как и обещал посланник князя Аслана, раздался первый выстрел. То был сигнал к атаке. Его подала легкая трехфунтовая горная пушка, которую враги подтащили по контрабандным тропам, как и те две, которые мы заполучили в прошлый раз вместе с вражеским оружейным караваном. Маленькое ядро ударило в башню над воротами, разорвавшись на несколько кусков, и каменная крошка посыпалась на головы солдат. И следом еще три подобные пушки выпустили свои ядра по крепости.
— К оружию! — закричал Максим Максимович.
Крепость проснулась. С первыми лучами солнца начинался штурм. Грохот горных пушек разнесся над крепостью, и почти сразу же в ответ загрохотали наши шестифунтовые орудия. Ядра и картечь полетели в сторону черкесских огневых точек и всадников, уже скачущих к стенам. Но, враг не был глуп — они наступали не сплошной массой, а рассыпались мелкими группами, используя складки местности и надвигаясь одновременно с разных сторон.
— Они осторожничают, — пробормотал Вулич, стоя рядом со мной на стене.
Я кивнул:
— Похоже, горцы учли свои прошлые поражения. Не лезут, как бараны под нож, на наши пушки, а рассредоточиваются.
— Или ими командует кто-то опытный, — предположил серб.
Горские стрелки залегли в кустах у реки, откуда начали обстреливать наши позиции на стенах из английских винтовок. Пули защелкали по камням бастионов, и один из канониров рухнул с пробитым виском.
— Огонь! — скомандовал наш главный артиллерист Зебург.
И пушки выплюнули очередную порцию картечи по кустам, откуда велась прицельная стрельба. Похоже, попали. Во всяком случае, оттуда больше не стреляли. А наши казаки и солдаты тоже открыли стрельбу со стен. Крепостные стены и бастионы заволокло пороховым дымом. Но, черкесы укрывались от нашего огня мастерски, прячась за ближайшими холмиками, спешиваясь, и снова выскакивая неожиданно, уже в роли пехотинцев, идущих на штурм. А тем временем из-за скал, вплотную к которым примыкали крепостные стены с двух сторон, показались новые фигуры врагов. Пешие горские воины в кольчугах и шлемах тащили длинные штурмовые лестницы.
В этот момент раздались крики со двора крепости. Я разобрал типично русские слова: оскорбления и ругательства в адрес наших офицеров.
— Что за черт? — обернулся Вулич.
Мы бросились к внутренней стороне стены и увидели, как группа солдат, человек двадцать, сбилась в кучу у складов провианта. Они что-то кричали, размахивая ружьями с примкнутыми штыками.
— Похоже на бунт! — воскликнул я, подумав о том, что последние слова умирающего перебежчика оказались правдой.
Один из солдат — высокий, коренастый старослужащий со шрамами на лице, выступил вперед и заорал:
— Довольно нам гибнуть за этих барчуков! Черкесы обещают всем, кто сложит оружие, жизнь и долю вольную! А тем, кто принесет голову офицера, они заплатят золотом!
— Молчать, изменник! Декабриста мне тут решил из себя показать? — прогремел голос Максима Максимовича. Он выхватил пистоль и выстрелил в воздух. — А ну, назад в строй, или расстреляю на месте!
Но, бунтовщики не отступили. Наоборот, они угрожающе подняли ружья. И отступить за угол склада пришлось уже штабс-капитану.
— Ваше благородие! — прокричал мне один из унтеров, — это третий взвод, там служили перебежчики Гордеев и Кирилов… Они еще вчера роптали, что пайку урезали.
Я вспомнил, что Максимыч, действительно, недавно отдал такое распоряжение, чтобы начать сразу экономить припасы, едва горцы обложили нашу крепость со всех сторон. И я понял: страх осады и голода, вместе с льстивыми обещаниями горцев, сделали свое дело, настроив солдат против офицеров. Ситуация грозила стать катастрофической. Снаружи черкесы продолжали штурм, а внутри солдаты подняли мятеж. Если бунтовщики откроют ворота, тогда нам не удержаться…
Я крикнул сербу:
— Вулич, бери казаков и усмиряй бунт! А я останусь здесь защищать стену!
Милорад, хоть и был старше меня по званию, но охотно подчинился. Кивнув, он бросился вниз по лестнице, выкрикивая приказы своим казакам, собирая их вокруг себя. А в