– Сфотографируй меня, – сует в руки телефон Роуз, отбегая на пару метров.
Подружка, с беретом на голове, пальто и с фиолетовой помадой на пухлых губах, которая резко выделяется на фоне ее белоснежной кожи, встает в позу, натянув дежурную улыбку. Я хмыкаю, делая пару хороших кадров. По крайней мере, я на это надеюсь, потому что Ро постоянно двигается, меняя положение рук и головы.
– Взгляни, – протягиваю телефон к хозяйке.
Она нетерпеливо рассматривает получившиеся фото и довольно мычит.
– Тебя сфотографировать? – спросила она.
– Нет, не хочу.
– Поедим яблоки в карамели? Как душисто пахнет!
Простояв в цепочке очереди минут пять, мы делаем свои заказы, попросив еще две бутылки обычной воды, после чего, переплетая руки, блуждаем по бордюру, откусывая десерт. Он горячий, тягучий и липкий; боюсь испачкать волосы, которые по вине неожиданных порывов ветра сами тянутся к карамели. Как чертова муха, бьющаяся о стекло, видя перед собой прекрасный пейзаж, но не осознавая, что на пути к нему твердая прозрачная изгородь.
– Роуз, – окликнула подругу я, выбрасывая остатки яблока в мусорную урну и вытирая испачкавшиеся пальцы влажной салфеткой, – мне сделали интересное предложение.
– Руки и сердца? – усмехнулась блондинка, поправляя воротник пальто.
Ха-ха, смешно. Иногда ее шуточки доводят до могилы.
– Это связано с моей будущей профессией.
Подробно пересказав ей наш разговор с мистером Бенсоном, я стала ждать реакции, но Фишер задумчиво молчала, рассматривая одну точку.
Она так долго не моргала, сконцентрировавшись, что зрачки ее расширились, словно от наркотика.
– Думаю… – протянула она, приподняв подбородок. – Это твой шанс. Ты должна попробовать.
– Да? Не знаю, – тяжело вздыхаю, плюхнувшись на свободную скамейку. – Почему-то я не уверена.
– Рэйчел, хватит думать. Тебя это до добра не доведет.
– Почему это? – обиженно фыркнула я.
– Потому что твоя способность драматизировать никогда ничего хорошего не проносила. Все за: твои родители, Изабелла, я. Мы поддержим тебя. В чем причина твоей неуверенности?
В местности, хотелось ответить мне. Не хочу оставаться в этом забытом богом месте. Жить далеко от Митсент-Сити было самым разумным решением. Я училась не вспоминать старых друзей, Эрика, который, ничего не сказав, не объяснив, черт побери, не предупредив, покинул меня. Мерзко от самой себя. Вспоминая слезы, пролитые из-за этого человека, я вскипаю тотчас. Не тратьте слезы на тех, кто их просто-напросто не заслужил, потому что слезы ваши высохнут, но вот воспоминания об этом моменте будут преследовать вас долгое время. Со мной, к примеру, так и есть. Я дура. Самая настоящая наивная дурочка из всех на этой земле.
Моей главной задачей было отпустить прошлое, забыть всех людей и жить спокойно, а теперь мне нужно все эти старания перечеркнуть к чертовой матери и вернуться к самому началу? Боже, аж сердце закололо… Это будто паническая атака: тяжело дышать, голова идет кругом, а паника и страх, что я могу встретить здесь Эрика Нансена, пожирает плоть изнутри. Мне страшно. Я не хочу видеться с ним. Не хочу! Не хочу! Боже правый, я даже думать не хочу, что встречу его, но, если это произойдет, я скажу ему при нашей встрече что-то дерзкое, твердое, режущее и с ног сбивающее, а не ванильное «привет».
– Рэйчел Милс! – толкает меня Роуз, и я вздрагиваю. – Что с тобой? Три часа уже зову.
Дыхание стало сбивчивым, однако мне удалось взять себя в руки и успокоиться. Ро абсолютно права – мне не стоит думать.
– Все в порядке, – отбиваюсь, убирая надоедливые пряди волос за плечи.
Стало зябко, поэтому обхватываю себя руками, стараясь согреться, и смотрю на свои зимние ботинки, на сей раз без рисунков с ромашками. Им еще нужно подсохнуть.
– А я не знаю, что делать мне, – опечаленно вздохнула Фишер, выпустив изо рта теплый пар, – запуталась очень.
Поворачиваю голову в ее сторону. Она сидит сутуло, перебросив одну ногу на другую, и как-то грустно поджимает рот, бегающими глазами рассматривая каменные плиты.
– Почему бы тебе не позвонить Скотту? Вы должны помириться, – предлагаю я невинным голосом, на что Ро усмехнулась и покачала головой, словно из моих уст только что вылетела чушь.
– Этому не бывать. Мы уже никогда не будем вместе, Рэйчел. И хватит вспоминать о нем, ладно? – в конце реплики она говорила слегка раздраженно.
Похоже, больная тема. Заноза, которую нужно вытащить. Почему у меня ощущение, что подруга чего-то не договаривает? Раньше она все мне рассказывала, но, судя по всему, время отдалило нас: Роуз мне не доверяет.
– Хорошо.
Следующие полчаса мы посвятили сумасшествию: когда где-то музыканты играли веселые песни, мы рвались танцевать, причем нелепо, будто нам живот скрутило или судороги застали врасплох. Не знаю, что именно привлекало внимание горожан: наши бездарные танцы или громкий, несвойственный юным леди, смех. После танцев мы играли в «Пол – это лава». Роуз пришлось бежать сломя голову до ближайшей лавочки или какого-нибудь выступа, но она в конце концов проиграла, ведь десять секунд, данные мною, скоропостижно истекли. Что же, Ро в долгу не осталась. Коварная подруга дождалась момента, когда вокруг не было ничего, только ровная улица без камней, выступов или ступенек, и произнесла лисьим голосочком: «Рэйчел, пол – это лава».
Ощутив дрожь в груди, я выпучила глаза и судорожно, под противный счет подруги, принялась разыскивать спасение. На седьмой секунде я подбегаю к лавочке, где сидела молодая парочка, и, запыхавшись, сажусь между ними, закинув ноги на шокированную девушку. Их лица напугали меня, честно признаться, а потом стало очень стыдно. Принеся извинения за неудобство, я убегаю к задыхающейся от смеха подружке и испепеляю яростным взором, мысленно поджигая ее волосы керосином.
Мы продолжаем гулять, а Фишер и не думает затыкаться, плетясь позади и детально описывая лица той парочки. Ох, спасибо, я и сама помню каждую подробность той секунды. До сих пор щеки горят.