Насупившись, резко выдыхаю и энергично оглядываю улицу, только осознав, что все люди, в отличие от меня, сейчас сидят дома с членами своей семьи и сплетничают о всяком интересном.
Мой план был таков: прогуляться по городу, слушая медовый голос любимых исполнителей, а потом отправиться к папе и Изабелле, поскольку оба настояли на моем приходе, таинственным тоном сообщая в трубку телефона: «Это секрет, приходи, чтобы узнать самой». Делать нечего – я согласилась, отложив вечерние посиделки с Роуз на другой день. Но прогулка моя испорчена, и спасибо стоит сказать кучевым тучам, плюющим дождевой водой.
Пушистый снег, который недавно выпал, превратился в слякоть, повсюду грязь, но уже через пару дней, я вас уверяю, Митсент-Сити вновь переоденется в нарядную белую шубку.
Намокнув вплоть до нижнего белья, стуча зубами, я, словно покинутый всеми уродливый, но милый зверек, подхожу к дому отца. Быстро забежав на крыльцо, ледяным пальцем нажимаю на звонок. К счастью, дверь открылась сразу, точно Изабелла караулила меня под окном. Она сперва мне широко и сладко улыбнулась, но потом ее губы исказились в ужасе, как и брови, жалостливо сгустившиеся у переносицы.
– Боже мой, Рэйчел! Ты вся мокрая! – она затаскивает меня в дом, прикрыв дверь, и повторно оглядывает с ног до головы.
Выглядела я, наверное, жалко: белокурые крашеные волосы, тяжелые и липкие, повисли, как сосульки, при этом некоторые пряди умудрились прилипнуть к моей мокрой шее. Черный дутик, светлые широкие джинсы, кожаные ботинки с ромашками такие же неудобные и мокрые; все чешется, хочется поскорее сбросить с себя одежду и, прыгнув в теплую ванну, расслабиться. Отморозила я себе все пальцы на руках, на ногах (особенно ноет мизинец на левой ноге), губы синие, а нос, напротив, красный, и издалека его можно спутать со светофором, черт возьми.
Изабелла приносит мне большое махровое полотенце, после чего родительским тоном велит стоять смирно, сама вытирает мою голову. Я молчу, только жмурясь и пытаясь не улыбаться словно дура. Забавно… Она ниже меня, отчего ей приходится вставать на носочки, и это так мило.
– Бегом в ванную. Я принесу тебе сухие вещи, а это можешь бросить в стирку, – наставляет японка.
Расслышав незнакомые голоса на кухне, я вытянула шею и вопросительно взглянула на Изабеллу.
– У вас гости?
– Да, – на ходу отвечает Изабелла, – но пришли они к тебе.
Сбитая с толку подобным заявлением, я побеждаю свое любопытство и плетусь лениво в душ, который стал панацеей от недуга в виде замерзшего тела. Горячие струи воды, охватывающие мою обнаженную спину, выпирающие позвонки, грудь, плечи, кисти рук, где красуются шрамики, как будто расплавляют меня. Выдавив молочко для тела себе на ладонь, я принимаюсь намыливать сперва живот, а потом остальные части туловища, задержав взгляд на тыльной стороне ладони.
Шрам от ожога загудел, словно он совсем недавний и его все еще беспокоят внешние раздражители вроде горячей воды, соли или приправы. Как-то однажды Ханна сказала мне, что зудят раны, оставленные кем-то на нашем теле или душе, потому, что эти люди нас вспоминают. И знаете, мне совсем не хочется думать об этом, однако мысли сами залетели в голову, кружась по кругу, как чокнутая оса, грозя ужалить кого-нибудь. Если человек, подаривший мне этот шрам и вправду сейчас думает обо мне, то это начало конца. Ненависть превращает нас в безумцев, но какой безумец живет без ненависти? Живой пример – тот самый парень, имя которого, как имя темного лорда, называть нельзя. А то мало ли… несчастье случится?
Капли воды, разбивающиеся о ванну, возвращают меня в реальный мир, а стук в дверь лишь закрепляет данный эффект.
– Рэйчел, это я. И я вхожу, – сообщает Изабелла, но голос ее слышался приглушенно из-за шума воды.
Спрятавшись за шторкой, я выглядываю из своей «крепости», наблюдая за действиями японки. Она кладет стопку одежды на шкафчик с туалетными принадлежностями и, даже не обратив в мою сторону внимания (за что спасибо), покидает комнату. Уже через десять минут я стояла перед зеркалом и сушила волосы. Что же делать с моей одеждой? Я не уверена, что она высохнет хотя бы до завтрашнего утра, не говоря уж о сегодняшнем вечере.
Почему такие непредвиденные ситуации продолжают преследовать лишь меня? Устало фыркнув, выключаю фен и поправляю черный свитер Изабеллы, который пропах ее духами: тонкий аромат лилии. Не знаю почему, но лилия у меня ассоциируется с книгами, а книги – с Изабеллой. Замкнутый круг.
Выхожу в коридор. На кухне до сих пор слышится звон бокалов, громкий мужской смех и всякие разговоры. Похоже, придется представиться, тем более ранее мне сообщили, что гость явился по мою душу.
– О, вот и она, – застал меня в дверях папа с румяными щеками: видно, перепил, – знакомься, Фил, это моя дочь Рэйчел.
Я, в недоумении глядя то на одного человека, то в сторону нарезающей торт хозяйки, муравьиными шагами плетусь вперед, к покидающему свое место неизвестному джентльмену.
На вид ему лет тридцать пять – тридцать девять. Он худой и высокий, похож на бизнесмена или политика; его бледное лицо гладко выбрито, но под определенным освещением заметны следы растительности. Острые скулы, нос длинный и узкий и добрые, необычайно яркие голубые глаза. Он протягивает мне ладонь в честь знакомства, и я, нацепив вежливую улыбку, приветствую его.
– Садись за стол. Ты голодна? – положив руки на мои плечи, подталкивает вперед Изабелла; я повинуюсь.
За считаные минуты перед моим носом появилась тарелка, набитая всякой едой. Выглядит очень аппетитно… Особенно моя любимая лазанья, однако, вспомнив про свое недавнее отравление, пришлось прикусить язык и глотнуть только холодную воду.
– Итак, Рэйчел, твой отец сказал мне, что ты хочешь стать журналистом? – оценивающе проходится по мне взглядом Фил, фамилию которого мне не сказали.
– Не совсем. Ведущей утренних… – папа не позволяет мне договорить, нагло перебив, из-за чего я глубоко вздохнула: мол, ну и ладно.
– Она довольно способная. Думаю, это именно тот человек, который тебе нужен. В школе Рэйчел заняла первое место в конкурсе «Золотое перо», – хвалит без стеснения папа, и тут я сильно изумилась.
Ого… Он помнит об этом? Серьезно? Во-первых, конкурс этот проводился в классе девятом. Во-вторых, назывался он «Перо мастера». И в-третьих, причем здесь сейчас мои школьные успехи? Папа будто продает меня, делая хорошую рекламу. Странно все это.
– Любишь читать книжки? – ухмыльнулся, но не издевательски, Фил, достав из кармана пачку сигарет.
Глазами спрашивает у отца разрешения закурить, и тот не сразу кивает,