– Я выпила таблетку. Мне уже лучше, – говорю кратко и тут же включаю фен, тем самым перебив реплику подруги.
Та шикнула и скрестила ноги в воздухе. Потребовалось три минуты, чтобы высушить голову, и еще одна – нанести на лицо крем для сухой кожи.
– Твоя мама приехала. Они в гостиной завтракают. Моя ей все рассказала, так что тебя ругать не будут, – мягким голосом поведала мне очевидное Роуз, и я, усмехаясь, поворачиваюсь к ней.
Подлизывается, старается углы сгладить…
– Меня и не за что ругать. Я за твою шкуру беспокоилась, дура, – тыкаю пальцем ей в ребро, отчего подруга визжит. – Я готова выслушать твои объяснения. У тебя со Скоттом какие-то проблемы?
Услышав имя возлюбленного, Фишер заметно мрачнеет, стирая улыбку с девственно-чистого лица, и садится по-турецки, избегая зрительного контакта.
Так, мне ее реакция не по душе. Начало многообещающее.
– Мы расстались, – на выдохе произносит Ро, и я опешила.
Приподняв брови ко лбу, раскрыла рот, но ничего не в силах выпалить, ведь сказать в такой ситуации мало что возможно. Ну, не считая «мне жаль», «какой ужас», «почему так? Это трагедия». Тем не менее мне не нравится разбрасываться подобными клише, так что я лучше искренне поддержу ее молчание. Потому что молчание порой имеет куда больше содержания, чем обильный поток слов.
Сплетя наши пальцы, сидим в полной тишине несколько секунд.
Да, неожиданно. Оглядываясь назад, на историю любви друзей, я искренне не понимаю, что могло сломаться. Какой механизм дал сбой? Все казалось идеальным: эти безбашенные поступки, поездки на мотоцикле, встречи в «Сходке», свидания… Даже банальная первая встреча. Как романтический фильм. Но если все так радужно и прекрасно, тогда почему любовь угасла и исчезла? Кто виновник беспредела? Может, любовь – это песочные часы? Закончились песчинки, так мы перевернем вверх дном, чтобы заново пошел отсчет… И так раз за разом, пока однажды часы не разобьются. Стекло есть люди, любовь есть песок.
– Скучаешь по нему? – неуверенно спросила я.
Роуз улыбнулась так сладко, так нежно, что я как будто ощутила вкус сахарной пудры на языке.
– Скучаю. Люблю… Но быть с ним больше не хочу. Он первый отдалился, Рэй. Теперь он в баскетбольном клубе университета. Звезда, можно сказать. Постоянно в разъездах, на учебе или еще где-то… Я виделась с ним только по утрам. Мне было так одиноко, Рэйчел, – она моргнула, выпустив скупую слезу, и поджала дрожащую губу, стараясь не выглядеть передо мной жалкой.
Кажется, мы с ней поменялись ролями. Пришел мой черед вытирать чужие слезы из-за разбитого сердца. Это больно. Не так сильно, как от шипов бородавчатки, но все же…
– Почему ты не позвонила мне, м? Почему тащила этот груз одна? Я бы… – нравоучительным тоном заговорила я, но Роуз устало перебивает:
– Что ты? Да брось, Рэй, это не смешно. Как я могла тебе жаловаться на такое, зная твои травмы из-за Эрика?
Сердце испустило сильный удар, от которого показалось, что меня ударили кувалдой. Такое ощущение, точно ледяной водой окатили и заставили плясать на морозе. Имя. Одно имя – и я в нокауте. До этого никто: ни мама, ни бабушка, никто не вспоминал о нем, а Ро взяла и ляпнула. Хотя чего молчать? Он ведь только призрак из прошлого. Фантом, который стоит изгнать из своей головы.
– Причем здесь он? Мы говорим о Скотте. Они очень разные, – нервно поправляя лохматые волосы, тараторю я.
– Но они были лучшими друзьями. И знаешь, не такие они уж и разные.
– Ладно, – приподняла руки, громко выпалив. – Кто стал инициатором разрыва?
Фишер, облизывая уголок ненакрашенных губ, хмурится, после чего издает тихое хриплое мычание.
– Оба.
Закатываю глаза, глубоко вздыхая.
– Кто первый предложил расстаться? – парирую, хочу донести до нее очевидную вещь.
– Ну, мы ссорились… И я в сердцах сказала, что лучше вообще оставить друг друга в покое. А Скотт ответил, – Ро откашлялась, сделав голос как у парня, – «единственная здравая мысль из твоих уст за последние месяцы».
Я смотрю на нее долго, проникая взглядом в самую душу, однако дверь, за которой прячется ее нутро, непробиваемое. Что за детский сад, господи?!
– Роуз, вы серьезно расстались из-за такого пустяка? Вы либо два идиота, либо ты мне сейчас нагло врешь!
Ее глаза сверкнули непонятным блеском, тотчас напугавшим меня. Реплика моя словно оскорбила подругу: она вся щетинится и спускает брови к переносице.
– Клянусь! Все так и было! Зачем мне тебе врать? – взорвалась блондинка, вскочив с кровати на ноги, да так ловко, что я ойкнула.
Судя по всему, переборщила с напором, однако Ро раньше не была такой чувствительной.
Переводя дыхание, послушно опускаю напряженные плечи и отвожу сонный взгляд. Неразбериха какая-то.
– В общем, потом еще раз поговорим. А сейчас давай спустимся к нашим. Рождество все-таки, – натягиваю чистые штаны и рубашку, которую мне любезно приготовила Реджина, и завязываю волосы в хвостик.
Белокурая подруга постепенно успокаивается, и морщинки на ее лбу разглаживаются.
– Ты должна попробовать мамин пудинг. Он шикарен, – настаивает Роуз, вмиг посветлев, на что я бросаю в ее сторону взгляд, говорящий: «Ты что, издеваешься?»
– Ай, прости, забыла о твоем отравлении.
Ха! Отравление – щекотка по сравнению с тобой, подруга. Я и забыла, какой она бывает шумной.
* * *
Серость города меня поражает, доводя в какой-то степени до мурашек, потому что вид из окна автобуса, в котором я сейчас сижу, так похож на картинку из интернета, что я не способна – да и не желаю – отрывать взгляда: трасса полупустая, но машины, двигавшиеся по встречной полосе, разрывают серость желтыми фарами, разукрашивая капли на окнах, превращая их в светлячков. Я почему-то сейчас подумала: «Мертвые светляки, мертвые и прибитые к холодному стеклу». Качка убаюкивала. Музыка, льющаяся в уши через белые провода наушников, позволяет мне, хотя бы понарошку, стать кем-то еще; скорее героиней сопливого фильма, где тебя все жалеют, бегают за тобой и пытаются уловить хоть одно твое даже самое незначительное достоинство, потому что ты вся такая красивая и особенная. Особенная. Когда-то мне тоже хотелось выделяться из толпы, быть не такой как все, верить, что я избранная… Богом? Дьяволом? Может, без понятия, магом или драконом. Чушь, но в нее хочется верить. Потому что люди верят в то, чего на самом деле не существует, этим самым утешая собственные мысли.
Я вышла из автобуса и быстро побежала под козырек остановки, проклиная синоптиков за их лжепрогнозы: обещали снег