Другой способ, с которого мы и начали, относился к разряду более радикальных кровопусканий и более всего напоминал ритуал распятия Христа. Отправляемого к богу привязывали к столбу и начинали наносить ему раны копьем или стрелами, чтобы извлечь кровь. Кровь должна была, «дымясь», вытекать из тела – это считалось высвобождением души. Для того чтобы облегчить страдания жертвы, использовались наркотическое питье и даже гипноз. Да и весь обряд, сопровождавшийся специальными песнопениями и ритмическими танцами, производил на участников завораживающее, фасцинирующее воздействие. Отправлявшийся к богам считался отнюдь не страдальцем, а достойнейшим героем, отказавшимся от личного ради общественного.
При появлении миссионеров именно этот обряд индейцы восприняли как распятие и продолжали, несмотря на запреты, тайно практиковать его, прячась в пещерах.
Собственно, сама история так называемого аутодафе в Мани, организованного по приказу главы францисканской миссии Диего де Ланды в 1562 году, началась именно с появления мертвого младенца со следами «распятия» – ритуального жертвоприношения. Индейцы попытались выдать случившееся за «чудо», наподобие стигм Иисуса, но Диего де Ланде сразу стало понятно, что ребенка, вернее его чистую душу, отправили к индейским божественным предкам. Ему, уже описавшему эти обряды со слов информаторов, было не сложно «прочитать» послание. Во-первых, ребенок оказался не таким уж новорожденным, как изначально заявляли индейцы. Раны его носили вполне узнаваемый характер, а незахороненный труп имел уже некоторый срок, что согласовалось с представлениями индейцев о том, что душа может вернуться в течение трех дней.
Ланда прекрасно понимал, что именно стояло за смертью младенца. Индейцы достаточно хитро спрятали свой обряд за христианскую версию распятия Христа – но он не мог сказать об этом открыто. И тогда монах устроил спектакль с аутодафе, где индейцы майя публично «отрекались» от языческих практик.
Давление католической церкви шло повсеместно. Этот важный обряд для спасения народа постепенно превратился в ритуальный спектакль, получивший в некоторых местах название «Танец с початком». При его исполнении меткие лучники стреляли уже не в человека, а в подброшенный початок маиса.
У современных индейцев Гватемалы майя-какчикель сохранилась легенда об озере Атитлан, сюжет которой разворачивается вокруг этого самого «Танца с початком», чрезвычайно напоминающего древние жертвоприношения с извлечением крови через ранения.
С самого начала миф обозначает, что речь идет не просто о любви. Ситуация имеет исторические истоки, затрагивающие братские народы – киче и какчикелей. По воле бога Гугумац (Пернатого Змея) конфликт следовало разрешить на определенных им условиях: юноша должен принять участие в танце початка – священном ритуале в честь бога огня Тохиля, назначенном на ближайший праздник. Состоял ритуал в следующем: распорядитель Ахав, как полагалось, бросал в воздух лучший початок из прошлого урожая – и тот не должен был упасть, пока не потеряет последнего зерна. Для этого тринадцать заранее избранных лучших лучников пускали в него стрелы. Их число соответствовало количеству богов небесных сфер.
Главный герой мифа, прекрасный юноша по имени Уциль (что означает «добрый»), во сне выпивает магический напиток из маиса и какао, который готовит для него Великая Бабушка, а подносит – бог Чамаль-Каан. По всей видимости, неслучайно в тексте указывается, что юноша – сын Ахау Кулеля, то есть того, кто отвечает за сохранение традиций, практически жреца-хранителя знания. Итак, ах-кулель отправляет своего красивого девственного сына с поручением к недругам, понимая, что приносит его в жертву в качестве посланника, который приравнивался «к богу».
Итак, какчикель Уциль оказывается у враждебного народа киче. К нему в тюрьму приходит военачальник киче в сопровождении прекрасной дочери Сакар (что означает «девственная», «чистая») и предлагает свободу, если тот согласится стать одним из лучников в древнем «Танце початка». Военачальник подкидывает початок над центром круга из 13 лучников, а те должны стрелами удерживать его в воздухе, пока не будут выбиты все зерна. Но из-за интриг соперника герой Уциль вынужден нарушить ритм и правила обряда – в результате проливается кровь. Любопытно, что Ланда, описывая Коломче, специально подчеркивал, что соблюдать ритм в подобных танцах обязательно. «Есть другой танец, когда танцуют восемьсот и больше или меньше индейцев с небольшими флажками, с военными широкими шагами и звуками. Среди них нет ни одного, кто бы нарушил ритм»[45]. По всей видимости, ритм символизировал закон мироздания, нарушать который недопустимо. Вина принадлежала сопернику, но случившееся все равно расценивалось как страшный проступок Уциля. Будучи влюбленным в прекрасную Сакар, он убивает соперника, заставившего его нарушить правило. Затем забирается на помост, хватает любимую и бежит, спасаясь от погони. Тут доброму юноше на помощь приходит крокодил, которого Уциль однажды спас от жажды, и перевозит молодых людей через озеро, чтобы укрыться в пещере Великой Бабушки – Праматери.
На главном празднике в гватемальском селении Сан-Хуан ежегодно можно наблюдать «танец», который длится по нескольку дней. Участники в особых костюмах, разделившись по шеренгам, ритмично повторяют одни и те же движения. Нарушить ритм танца или покинуть площадь считается позором – и потому участники предпочитают потерять сознание и упасть, нежели проявить слабость.
Фото из личной коллекции автора
По сути, символика мифа позволяет выстроить любопытную картину. Лучники – это 13 зодиакальных созвездий, порядок движения которых по небу нарушить невозможно. Сам обряд идентичен «Танцу у столба», когда все стреляют в одного – до последнего зернышка в початке. Но то, скорее всего, должен был быть початок какао как символа крови, а вовсе не маиса – тогда лучники «ранили» бы его до последней капли крови. Крокодил, который появляется, чтобы забрать Уциля и Сакар, – это Млечный Путь, или Небесная веревка, по которой уходили души умерших. Он перевозит Уциля и Сакар через озеро, что символизирует девственные воды мироздания. И потому совсем не случайно, что по Небесной веревке молодые люди попадают к своей общей Великой Бабушке – прародительнице, которая отождествлялась на небе с Большой Медведицей или севером, где в пещере находится страна мертвых или место божественных предков. Так, через смерть героев, донесших послание до богов, благодаря их жертве, прародители воссоединили враждовавшие братские народы.
Помимо кровопусканий, практиковалось и вырывание сердца заживо. Этот способ также описывал Диего де Ланда: «Они делали во дворе храма большой курган из камней и клали человека или собаку, которых должны были принести в жертву, на что-либо более высокое… Связанную жертву, брошенную с высоты на камни, схватывали служители и с большой быстротой вырывали сердце, несли его к новому идолу и подносили ему между двумя блюдами. Подносили дары из пищи. В этот праздник старухи селения, избранные для этого, танцевали, одетые в особые одеяния. Они говорили, что