— «Генрих Четвертый»? — Авессалом опустил ружье.
— «Генрих Четвертый», часть первая.
— Ты знаешь девчонку? — спросил Авессалом.
— Ага. Мы оба знаем эту шельму. Видели ее в тот день, когда вернули Пандору, рабыню Армихо. — Рафи помолчал. — Кстати, Армихо уже на том свете.
— Да ладно? — удивился Авессалом. — И кто его туда спровадил? Ревнивый муж? Обманутый батрак? Или апоплексический удар?
— Кинжал апачей. Когда Армихо срал. Бьюсь об заклад, это Пандора постаралась.
— Туда ему и дорога, — буркнул Авессалом.
Почуяв резкий запах подгорающих кофейных зерен, Рафи кинулся их спасать. Сняв зерна с огня и принявшись дробить их лезвием, Коллинз размышлял об индианке. Как ее там звали? Лозен? Бойкая? Удивительно, отчего их пути то и дело пересекаются. Впрочем, чего удивляться: край хоть и огромен, но почти безлюден, да и дорог тут раз-два и обчелся, а на дороги апачи выбираются только для того, чтобы разбойничать.
Рафи уже давно заметил, что некоторые люди с завидной регулярностью то появляются в его жизни, то пропадают, но исключительно для того, что объявиться вновь. Взять, к примеру, Авессалома. Их судьбы были явно как-то связаны, но как — оставалось за пределами понимания Рафи. Коллинзу стало интересно, увидится ли он с Лозен, и если да, то при каких обстоятельствах.
— Они увели лучшего жеребца дона Анхеля, — заметил Рафи. — Дон обожал бахвалиться своим загоном, считал его неприступным. Ну и разозлится же теперь Анхель. — Коллинз усмехнулся. — Апачи никогда не прекратят набеги. И никакие клятвы, обещания и переговоры тут не помогут. Похоже, апачи просто мечтают о том, чтобы мексиканцы, американцы и все остальные племена принялись охотиться та их скальпами.
— Есть у меня один знакомый торговец лошадьми, — медленно произнес Авессалом. — И вот решил он как-то продать старую полудохлую клячу. Покупатель посмотрел на нее, а потом и говорит торговцу: «Мистер, да у вас лошадь слепая. Вы поглядите, как она то и дело натыкается на деревья и заборы». А торговец, жуя табак, ему отвечает: «Не, она не слепая. Ей просто на все наплевать». — Авессалом присел у сковородки и с блаженной улыбкой втянул носом аромат прожаренных кофейных зерен. — Мне кажется, что апачи — совсем как та лошадь. Им просто на все наплевать.
ГЛАВА 15
ЛАСТОЧКА, ВЫСАСЫВАЮЩАЯ ЯЙЦА
На покрытой трещинами стене лавки маркитанта кто-то намалевал краской слова «ПОЙЛО» и «ПОМОИ». Приземистое глинобитное строение стояло в самом конце череды точно таких же домиков, являвших собой бывший военный городок, возведенный мексиканцами на шахтах Санта-Риты. Теперь в треугольном глинобитном форте располагалась только одна рота американских солдат.
Соломенная крыша лавки защищала товары от ударов природы, но не от подонков и отбросов рода человеческого, к которым, если верить слухам, можно было отнести и самого маркитанта, худого как спичка субъекта по имени Флетчер. Торговец носил черные хлопчатобумажные штаны, холщовую рубашку с высоким воротником, а с лица его не сходило постное выражение. Флетчер любил цитировать Священное Писание и, если верить слухам, продавал виски апачам. Рафи знал, что этот так называемый виски готовили из зернового спирта, который бил по мозгам, красного перца, глушившего мерзкий вкус, табачной настойки, придававшей пойлу нужный цвет, и дохлых жаб с мочой — из ненависти к индейцам.
В соответствии с договором, подписанным Пограничной комиссией, апачам следовало развивать земледелие. Правительство предоставляло им все необходимые орудия труда, землю, а до первого урожая — и провизию. Красные Рукава уговорил свое племя согласиться на эти условия и хотя бы попытаться перейти к оседлому образу жизни, но Флетчер нанял мексиканцев возделывать землю, выделенную индейцам. Урожай он продал, а деньги, Рафи не сомневался, прикарманил.
Впрочем, все это не имело никакого значения, поскольку правительство, несмотря на все обещания, не предоставило индейцам даже тяпки. Львиную долю провизии для краснокожих Флетчер тоже прибрал к рукам. Коллинз сам возил в Санта-Риту говядину, муку и бобы и своими глазами видел, что к моменту раздачи индейцам продуктов оказалось гораздо меньше, чем было.
Происходящее беспокоило Рафи отнюдь не из альтруистических порывов. Его не волновало, что апачи недополучают правительственную помощь, но индейцы могли разозлиться, поняв, что власти не собираются держать данное слово. Рафи снедало искушение донести на Флетчера, изменив своему правилу: живи сам и дай жить другим. Удерживало его от этого поступка лишь осознание, что никто не станет принимать никаких мер и Флетчер выйдет сухим из воды.
Лавка Флетчера была единственной на полтораста километров окрест, и потому выбора у Рафи с Авессаломом не было. Они стояли у прилавка и расплачивались за покупки: порох, пули, соль, кукурузную муку, кофе, табак и пару банок тушенки. Вдруг в лавку вошли трое молодых апачей. Не обращая внимания на взгляды покупателей, юноши принялись рассматривать товары, не пропуская ни одной лопаты или пуговицы, словно им было нечем больше заняться. Авессалом выгнул бровь и посмотрел на Коллинза. Тот пожал плечами и выложил на прилавок несколько мексиканских эскудо и горстку серебряных американских четвертаков с изображением грозной женщины, символизирующей Свободу.
— Помнишь старого вождя Красные Рукава? — спросил Рафи друга.
— Это который ростом с каланчу?
— Люди из его племени имеют право свободно сюда заходить;
— Проклятые ублюдки. Нянчиться тут с ними… — процедил сквозь зубы Флетчер.
— Но как же их пускают? — удивился Авессалом, раскладывая покупки по двум мешкам. — Все знают о налетах апачей на фургоны и караваны.
— Красные Рукава до сих пор притворяется, будто он и его соплеменники — лучшие друзья белых на всем свете. — Рафи закинул мешок с кукурузной мукой на плечо. — Он уверяет, что за налетами стоят другие племена, из Мексики. — Коллинз сухо усмехнулся. — Этот край кишмя кишит апачами из-за границы.
— Это еще почему? — Джонс вышел вслед за Рафи на загаженную навозом проселочную дорогу, носившую в этих краях гордое звание улицы. Как обычно, вопросов у Авессалома было хоть отбавляй.
— Апачи юристам из Филадельфии еще фору дадут. Краснокожие наконец осознали все преимущества новой границы. Куча племен перебралась к нам, на север. Здесь их мексиканские солдаты не достанут. Любые индейцы на редкость вероломны, но племя из Сьерра-Мадре хуже всех.
Рафи переложил мешок с мукой на спину Рыжему и накрепко закрепил груз веревкой. Тронувшись в путь, друзья заметили горстку апачей, стоявших у дверей агентства по распределению материальной помощи. Вид у них был жалкий. Индейцы стоически ждали, завернувшись в потертые, драные одеяла. Рафи показалось, что бедолаги кутались в одеяла не столько для того, чтобы защититься от пронизывающего, студеного декабрьского ветра, сколько стараясь стать как можно