Аккуратно ступая между лошадей, она гладила их, продолжая успокаивающе ворковать. Пальцами она осязала изгибы шей и очертания спин, крупов, ног и копыт. Раздвинув лошадиные губы, она ощупывала зубы скакунов.
Стоило ей прикоснуться к широкой мускулистой груди одной из кобыл, ощупать короткое туловище и задние ноги, как Лозен поняла: ей удалось найти то, что она искала. Погладив кобылу по бархатистой морде, девушка подула животному в ноздри, чтобы ее дыхание смешалось с дыханием лошади. Затем она накинула петлю на нижнюю челюсть кобылы и, прижав губы к ее уху, зашептала:
— Теперь ты моя. Мы всегда будем вместе. Ты поскачешь быстрее ветра. — Лозен знала, что важен не смысл слов, а ее голос. — Ты самая быстрая, самая сильная, самая умная и самая храбрая. Никто нас не догонит.
Кобыла прижалась щекой к груди Лозен и повернула ухо так, что оно прижалось к губам девушки. Лошадь стояла неподвижно, вслушиваясь в шепот. Тем временем Локо и Вызывающий Смех выбирали себе коней. Викторио приглянулся вожак табуна — мощный жеребец с длинной шеей. Он запомнился Лозен еще в тот день, когда она со скалы наблюдала, как табун запирают в загоне. Таких мексиканцы называли скаковыми рысаками — де крия лигера.
Выбрав место, где было темнее всего, мужчины сели на землю, прислонившись спинами к стене, накинули на себя одеяла и задремали. К ним присоединилась и Лозен. Даже если кто-нибудь из работников гасиенды заглянет в загон, то ничего не увидит: в темноте одеяла сливались со стеной.
Взявшись за край веревки, которой перевязала морду кобыле, Лозен сплела петлю, затянула ее у себя на запястье и принялась ждать. Вызывающий Смех подвинулся к девушке поближе, но она прижала пальцы к его губам, чтобы он не наделал глупостей: вдруг ему взбредет в голову заговорить. Оба участвовали в этом набеге на правах учеников. Они выполняли разные поручения, готовили, поддерживали огонь, больше слушали, чем говорили сами, и последними приступали к еде. С того самого момента, как они отправились в путь, Вызывающий Смех ходил за девушкой словно тень, умоляя ее замолвить за него словечко, когда она снова встретится с Одинокой.
— Неужели она обратилась за помощью к ведьме и околдовала меня? — спрашивал он Лозен, когда они собирали вместе хворост.
Порой, когда она тушила в котле вяленую оленину с пино-ле[40], юноша демонстрировал ей свою мускулистую, сильную руку и говорил со скорбным выражением лица:
— Погляди на меня. Я таю от любви. Ты просто обязана помочь мне, своему двоюродному брату, или скоро тебе придется меня хоронить.
В ответ Лозен смеялась и обещала сделать все, что в ее силах.
Девушка уснула практически под брюхом кобылы. Викторио растолкал сестру незадолго до восхода солнца. Все они накинули одеяла себе на плечи и принялись ждать. В предрассветных сумерках казалось, что в воздухе разлили молоко. Лозен удалось разглядеть, что ее избранница — гнедой масти рыжевато-красного, словно кровь, оттенка. Ноги, хвост и грива у нее были черными. Лозен стянула с себя мокасины и связала их вместе, чтобы повесить лошади на шею: в первый раз ей хотелось проехаться на кобыле босой. Девушку ждала встреча кое с кем, и мокасины ей будут только мешать.
Как только Лозен услышала сонные голоса мексиканцев, доносившиеся из-за ворот, она подскочила к кобыле и оседлала ее. Остальные трое индейцев тоже вскочили на коней, расположившись по краям табуна. Лозен прижала ладошку ко рту, чтобы подавить смешок. В замке залязгал ключ. За массивными дубовыми воротами загремела тяжелая цепь. Когда ворота раскрылись, Викторио рванул через них на своем черном как ночь жеребце. Локо и Вызывающий Смех принялись размахивать одеялами и кричать; Лозен издала улюлюкающий вопль. Табун устремился за вороным Викторио. Босыми пятками Лозен почувствовала, как под кожей лошади сжались мышцы, и потому не испугалась, когда кобыла рванула с места. Несясь через ворота, Лозен мельком увидела сонные изумленные лица пастухов. Только теперь она засмеялась — сдержать переполнявшие ее веселье и восторг не было сил.
Табун, следуя за Викторио, загрохотал копытами в сторону сейбовой рощи и реки, возле которой стоял фургон. В этот момент Авессалом как раз склонился над водой, чтобы умыться, а Рафи, поставив кипятиться черный от сажи котелок, жарил кофейные зерна. Услышав шум, Коллинз поднял голову и увидел летящего впереди табуна черного жеребца дона Анхеля. Верхом на рысаке ехал высокий индеец апач. Рафи схватил винтику и вскинул ее, но лошадей было слишком много, и он боялся промахнуться. Вдруг один из конокрадов отделился оз потока и понесся к Коллинзу.
Рафи навел винтовку на чужака. Лошадь внезапно поменяла направление и поскакала вдоль бивуака — так близко, что Рафи смог бы попасть в нее камнем. Всадник подтянул босые загорелые ноги, скорчился и внезапно встал во весь рост на спине лошади. Рафи уже доводилось видеть, как подобный фокус проделывают команчи и сорвиголовы из Техаса, но он все равно разинул рот от изумления.
Когда кобыла остановилась рядом с ним, до Рафи внезапно дошло, что всадник вовсе не мужчина. Лозен, небрежно держа веревку-уздечку в девой руке, правой отсалютовала Рафи, да так лихо, что обзавидовался бы даже выпускник академии Вест-Пойнт. Коллинз никогда не видел столь веселого и озорного взгляда.
— Капитан Пата Пелуда, комо эстас?[41] — прокричала она.
Капитан Волосатая Нога. Девчонка вспомнила его. Впрочем, скорее всего; она заранее знала, что Коллинз остановился тут на ночлег. Вместе со своими подельниками, этими краснокожими разбойниками, она наблюдала за ним, как и за доном Анхелем, его пастухами, лошадьми и загоном, через стены которого, по словам хозяина гасиенды, не сможет перебраться ни один апач.
Пустив лошадь вскачь, Лозен снова опустилась в седло. Табун, подняв тучи брызг, пересек реку. Рафи глядел ему вслед, пока Лозен, равно как и все до последней лошади, принадлежавшие дону Анхелю, скрылись из виду в каньоне. Неожиданно Рафи отчаянно захотелось поскакать вместе с Лозен. Вот бы и ему чувствовать себя так же легко и непринужденно в этом диком краю, где знаком каждый валун, каждая трещинка в земле. Жить в сулящей прохладу тени каньонов среди горных склонов, пахнущих кедром, покуда бледнолицые рвут друг другу глотки в пустыне. Брать то, что захочешь, не беспокоясь о последствиях. Не думать о деньгах и принятых в обществе приличиях. Не глотать по дорогам пыль.
— «Спустился ангел — укротить Пегаса и мир пленить посадкой