– Я ничего не крала! – срывая голос, визжит девушка в сером плаще. Дружинники толкают ее. Она спотыкается и валится на земляной пол. Стражник хватает ее за шиворот и резко поднимает на ноги, но незнакомка вновь падает на колени.
– А можно поаккуратнее? – рычит она, опираясь на руку дружинника. – Я, кажется, подвернула ногу.
– Мален, это же Амур, да? Это Смертники? – с надеждой в голосе шепчет княжна Романова за моей спиной.
Изуродованный мужчина, стоящий позади крикливой девчонки, лениво оглядывает стены и хитро улыбается, когда наши взгляды пересекаются. Амур Разумовский.
Один из охранников с размаху отвешивает пленнице оплеуху. Она вновь падает на четвереньки. За ее спиной ерзает Хастах, пытаясь протолкнуться между Амуром и Катунем.
Они пришли за нами!
– О боже… – шепчет Нева, прикрывая рот рукой. Тонкие и некогда изящные пальчики изуродованы переломами. Княжна больше никогда не сможет играть на виоле и клавикорде[4].
Эта мысль навевает тоску.
Все время, проведенное в темнице, я мечтал о нашем доме. Я засыпал и просыпался, рисуя в воображении детей, которые могли бы у нас родиться. Представлял, как моя красавица-жена учила бы их стучать маленькими ручками по клавикорду и пела бы им колыбельные, укладывая с нами в большую постель.
Но она больше не сможет играть. И прощать меня не станет.
Крикливая незнакомка, злобно рыча и бормоча ругательства под нос, поднимается. Она демонстративно отряхивается, бесстрашно задирая нос.
– А вы гостеприимны, – огрызается она, и только тогда я выдыхаю.
Пленников заводят в камеру через две стены от нашей. Дверь с отвратительным металлическим лязгом захлопывается. К горлу подкатывает тошнота. Отступаю от решетки, задеваю локтем княжну и увожу ее в тень.
Как же Разумовский вытащит нас, если и сам оказался в заключении?
– На рассвете отправьте кого-нибудь вслед за бывшим Советником, пусть доложат, что мы поймали убийцу царевича. Фиагдон не оценит, но лучше перестраховаться, – командует столичный дружинник, оглядывая трофеи, что гарантированно принесут ему столько богатств, что и правнукам работать не придется. – Куртизанку допросите первой. Уж слишком она желает поболтать.
– Ты ходишь по чертовски тонкому льду. И, когда этот лед треснет, под ним тебя буду ждать я, – с безумной гордостью говорит девчонка.
Сумасшедшая.
– У-у-у… Звучит жутко. Сама придумала? – издевательски посмеивается один из дружинников. Тот, что чаще всех обижал княжну.
Внутренности завязываются в тугой узел, когда угрызения совести подбрасывают воспоминание. Чтобы вырезать его из памяти, я готов заплатить чем угодно.
Она никогда не плакала, даже когда мы оба поняли, что нас никто не спасет.
Охранник наклоняется к прутьям, теперь их с девчонкой лица находятся слишком близко.
– Нет, это «Вконтакте», – ласково протягивает незнакомка, обвивая тонкими когтистыми пальцами грубые ржавые решетки. Она действительно распутница, раз позволяет себе так открыто кокетничать с незнакомцем.
– Мудрец? Бандит?
– Можно и так сказать.
Девица заливается жутким, истеричным смехом. Хастах ощупывает западную стену, обшаривает пол и протяжно воет, споткнувшись о ведро с испражнениями. Нева ойкает, зажимая ладонью нос. В недвижимом воздухе запах распространяется быстро. В клетках справа недовольно запищали крысы.
Дружинник запирает замок и бросает связку ключей молодому товарищу. Тот еще носит черную повязку на плече в знак траура по брату. Зилим – кажется, так звали его двойняшку, сопровождавшего конвой из Лощины. Четверо из семи дружинников уходят. У одного из них в руках обломанная палка в сажень длинной.
Дружинников перестали снабжать ружьями?
– Сколько у тебя было мужчин, блудница?
Нева издает писк едва ли громче крысиного. Никто не обращает на нее внимания.
Сбежавшие дочери князей – редкое явление, а вот куртизанки, покинувшие свои постоялые дворы, сплошь и рядом. Этот же вопрос задали Неве много лет назад, когда нас задержали в порту. Нам не хватило нескольких часов, чтобы исчезнуть навсегда.
Девчонка деловито поправляет копну волос и протягивает слова с приторной сладостью в голосе:
– Боишься достаточно, чтобы сразу понять, что твой огрызок ни на что не годен?
Отчего-то ее тон напоминает мне манеру речи Селенги Разумовской, матери моего лучшего друга. Тишина, нарушаемая лишь писком крыс и шарканьем ботинок. Катунь хихикает. Я не вижу его из-за решеток.
– Если ты на ней не женишься, это сделаю я!
Дружинник, явно не оценив юмора, разворачивается на пятках и бросает через спину:
– Я хочу допросить ее. Сам.
Он мерзко чмокает губами. Девушка отпрыгивает от прутьев, словно те вспыхнули. Амур выходит вперед, заслоняя собой маленькую хамку. Свет факелов отбрасывает тени, делающие обезображенное лицо более резким и угловатым.
– Тронь ее – и пойдешь вслед за Виндеем.
Вспоминаю Виндея Волгана Воронцова – златовласого мальчишку едва ли старше Амура, что должен был засиять новой звездой на троне Райрисы. Он был не самым лучшим человеком. Бездарным воеводой, что разбрасывался жизнями солдат, будто они ничего не стоили. Виндей буквально развалил все то, что так трепетно взращивал Фиагдон, что был мне наставником. При Виндее царство загнулось бы на корню. Еще один бездарный преемник царского титула.
Как бы прискорбно это ни было, но я знаю, что Нева расплачивается за мои грехи.
Княжна проводит пальцами по короткостриженым волосам и тяжело вздыхает. На ее лице мелькает улыбка, которую она старательно пытается скрыть. Сердце бешено колотится в груди.
Как давно ее улыбка предназначалась мне?
Прошла целая вечность с того дня, когда мы были счастливы. Тогда, на причале, казалось, это был худший день. Было жарко. Ветер, пахнущий водорослями и гниющей рыбой, трепал ее белые косы. Моряки ругались на причале, разгружая ящики с тканями и пряностями. Хотелось пить, но пресная вода вблизи моря была на вес золота, и приходилось довольствоваться мелкими дикими яблоками. Такими кислыми, что язык сворачивался в трубочку.
– Придержи свой поганый язык, когда говоришь о покойном царевиче!
Дружинники уходят, оставляя нас в кромешной темноте. Прислушиваюсь. Удаляющиеся шаги, скребущиеся крысы, вода, звонко капающая через четыре клетки от нас.
– Я приду за ней через час. Бледную тоже выведи. Пусть покажет ей пару уроков хороших манер.
Беру Неву под руку и отвожу в темный угол камеры.
– Жди здесь.
Княжна коротко кивает, усаживаясь на вытертый кусок шкуры, служившей моей постелью. Выуживаю из расщелины между камнями небольшой заточенный кусок железа.
– Хорошо, я воровка, не проститутка! – кричит ему вслед девушка, выглядывая из-за широкой спины Разумовского. Поздно. Дружинники уже скрылись из поля зрения.
– Ты притягиваешь лишние проблемы, – рычит Амур.
Выхожу из тени и прижимаюсь щекой к ржавым прутьям двери. Посреди нее герб – ревущий медведь. Правда, от влаги