– Ты не поверишь «Ташкент», я еду в Цоссен….
– Счастливчик, – сказал Виталий.
– «Молчи», еще не звонил?
– Нет, не звонил, – ответил «Ташкент», – но я сижу у телефона, как дневальный на тумбочке.
– Тебе какой сувенир купить, – спросил Русаков.– Медведя, к примеру берлинского, или пару бутылок немецкого пива?
– Жвачку лучше мне привези. Ты же знаешь, я обожаю фруктовую….
– Хорошо, – ответил Русаков. Закончив разговор, он бросил телефон на сиденье. Только сейчас он почувствовал, что от волнения в его теле появилась какая-то странная дрожь. Ладони предательски вспотели, и Александр протянув руку к бардачку, достал из него пачку спиртовых салфеток. Заблокировав руль коленом, он не снижая скорости, распечатал упаковку, и вытер салфеткой руки.
Совсем незаметно и «Фиатик» въехал в Дабендорф. Как-то совсем не кстати асфальт закончился, и через резину бегущую по дороге послышался характерный звук гранитной брусчатки. Дом со львами, стоящий одиноко между Дабендорфом и Цоссеном совсем не изменился. Он лишь слегка потемнел от природных явлений и безжалостного времени. В школе русского гарнизона ходил слух, что в этом доме жил во время войны генерал Власов, который предал Родину. Здесь в Дабендорфе, была знаменитая школа «Абвера Цеппелин», которая штамповала из предателей первоклассных диверсантов и агентов немецкой разведки.
Не успел, Русаков насладится воспоминаниями, а машинка уже въехала в город, и покатила по провинциального улицам. Казалось, что время застыло здесь навсегда. В Цоссене ничего не изменилось, он так же как много лет назад был чист и ухожен. Лишь на домах и вдоль дороги добавились билборды, призывающие красочной рекламой покупать товары, от знаменитых баварских сосисок, до автомобилей марки «Фольксваген» «Опель» и «Мерседес Бенц».
Александр ехал по городу и любовался ухоженными домиками, улицами и придомовыми полянками с набором садовых игрушек. Немцы любили свой город и по этой причине отдавали на его обустройство не только физические силы, но и большие средства. Человек, рожденный в уважении к чужой собственности и в такой рукотворной красоте, не мог поднять руку, чтобы испохабить то, что так радовало глаз. Душу щемило чувство ностальгии, и Русаков припарковав машину, вышел на рыночную площадь, где много лет тому назад, в очереди за новогодней пиротехникой, он познакомились здесь со своей будущей женой. -Гутен таг, – сказал Русаков, войдя в то кафе, где состоялось их первое свидание.
Пожилая немка по имени Кристина, неизвестно по каким приметам узнала Русакова и улыбнулась. В те годы она была моложе, и Русаков с Керстин, были в этом заведении частыми гостями. Теперь русские были в этих местах экзотикой, заезжая сюда гонимые ностальгией. Поэтому каждое славянское лицо моментально становилось объектом детального изучения. После того, как Горбачев вывел войска, городок опустел, работы в русском гарнизоне не стало, поэтому и выручка многократно уменьшилась.
– Гутен таг, – ответила Кристина. -Вас волен зи?.
– Я хочу порцию жареных колбасок, кофе и булочку, – сказал по-немецки Русаков и присел за тот столик, где в далеком восемьдесят девятом, он со своим другом угощал немецких девушек мороженным.
– Извините, пожалуйста, – сказал Кристина.– Я вижу, вам русским ностальгия не дает покоя, – сказала она, поставив перед Александром заказанный завтрак.
Запах жареных сосисок, кислой горчицы и ароматной булочки, скользнул в носоглотку, заставляя душевные струны дребезжать от предвкушения удовольствия, о котором Русаков грезил последнее время.
– Да фрау Кристина, приходится скучать. Мы ведь были молоды и красивы, – ответил по-немецки Русаков, расплываясь в приветливой улыбке.
Фрау Кристина присела на край стула и, улыбнувшись, сказала, глядя ему в глаза:
– Я вас помню! Вы встречались в моем кафе с девушкой по имени Керстин. О, мой бог – сколько прошло времени!
– Десять лет, – ответил Русаков.
– Нет больше….
– Одиннадцать, – улыбаясь, сказал Русаков.
– Да, наверное, двенадцать. Я была тогда молодой и красивой девушкой. Вы знаете – нас на западе не любят. Нас не считают немцами, – сказала Кристина с каким –то чувством сожаления. -Мы восточные немцы, тоже вспоминаем те самые лучшие года, когда здесь были русские. Тогда у нас в городе было много народа. У русских было много работы. Жены офицеров каждый день ходили по магазинам и в наше кафе. Русские офицеры пили в пиво, шнапс и всем было хорошо. А сейчас надежда только на туристов, которые приезжают в Вальдштат, чтобы посмотреть на заброшенный русский гарнизон, да музей военной техники.
Александр выдержал паузу, и когда Кристина вернулась за стойку, он достав телефон. Набрав номер Эрики, он дождался ответа.
– Эрика, халло, – сказал он по-немецки. –Их бин Заша, я уже приехал, и нахожусь в кафе на площади. Да, там где мы когда-то познакомились, – сказал Русаков.
Пока Русаков завтракал, на велосипеде к кафе подъехала Эрика. От её дома до центра было не более километра. При виде возмужавшего Александра, она приветливо расплылась в улыбке, и, вытирая слезы платком, чувственно обняла и поцеловала его в щеку.
– Заша, я очень рада видеть тебя, – сказала Эрика, на ломаном русском, присаживаясь рядом за столик.– А Витали с тобой приехал?
– Нет, Виталий в Москве…. Ты будешь кофе, – спросил по-немецки Русаков.
– Нет –нет, не надо, – ответила Эрика.– Я буду дома угощать тебя….
Русаков доел сосиску и, вытерев салфеткой губы, встал из-за стола.
– Керстин, мне телефонирен…. Она говорила, про какой-то тайник, где спрятаны какие-то нужные вам вещи.
– Да, пришло время собирать камни, – сказал Русаков, вспомнив слова Мюллера в исполнении Броневого.
Он показал на «Фиат», и пригласил Эрику, прокатится.
Девушка закрыла велосипед на замок, и виновато улыбаясь, сказала:
– Я потом заберу….
Ехали не долго. За спортивным магазином повернули направо, и проехав три дома, остановились, напротив двухэтажного особняка. Эрика открыла двери, и Русаков увидел её мать. При виде русского, она на какое-то мгновение задумалась, словно вспоминая, а потом эмоционально вскрикнула, узнав в нем стародавнего камрада её дочери.
– О, господин Александр, я думала, что больше никогда вас не увижу, – сказала фрау Марта. –Проходите в дом.