Ужас охватил Краснощекову. Она терпела- терпела и наконец, разрыдалась так, как плачут женщины в минуту «конца света» или поломки любимого ногтя. Вся её жизнь в одно мгновение, покатилась под откос. Она уже представила себя в роли «декабристки», которая никогда не сможет бросить мужа, даже если его снова упекут, на зону.
– Короче, мужики, я предполагаю, что с ними Мартин. Им некуда его устроить, а контроль за ребенком нужен. Люди Щукина из «Беркута», нянчиться с ним не будут, а держать его где-то в изоляции без досмотра невозможно. Я боюсь, что они нарвутся, на нашу закладку и тогда хана. Там же килограмм двести тротила!
– Если уже не нарвались, -сказал с чувством сожаления «Ташкент». -Я новый взрыватель на неё – МУВ -2 поставил….
Русаков запустил двигатель, и рванул с места так, что сидящий сзади Штирлиц, подпрыгнул, и ударился головой в потолок, чуть не сломав стекло заднего люка.
– Эй, полегче, – крикнул он, и изо всех сил вцепился руками в поручни.– Ты же не дрова везешь….
Шабанов выехал на остров задолго до рассвета. Ехать было часа два с половиной, и это время нужно было чем-то компенсировать. По планам «Молчи», он наметил сегодня вскрыть забытый схрон, даже не подозревая, что Русаков с ребятами, накануне уже навестил это место, и установили в районе «закладки» найденную в саркофаге немецкую «мину-лягушку» и полный чемодан довоенных червонцев.
Звонок от жены, слегка насторожил Шабанова, и он неизвестно по какой причине решил дождаться результатов раскопок на берегу. Он вернулся на стоянку, и взяв банку пива, развалился возле костра в шезлонге.
– Ты Мартин, пива хочешь, – спросил он, цепляясь за парня, выискивая в нем собеседника.
– Мне дядя Миша, нельзя, я еще маленький, – ответил Мартин, ковыряясь веточкой в костре.
– Ты же немец.
– Да немец, сказал Мартин, но отец у меня русский значит и я русский.
– Немцам пиво можно пить с семи лет, – сказал «Молчи», глотая из банки пиво.
– Я пробовал, – сказал Мартин. –Ночью вставал в туалет, и попробовал пиво, которое папка не допил. Оно горькое и не вкусное – мне не понравилось. Я дядя Миша, люблю Фанту.
– Ну, захочешь, я тебе налью, – сказал «Молчи». -Ты не стесняйся.
– А когда за мной папка приедет?
– Когда найдем сокровища, которые твой прадед тут во время войны спрятал –тогда и приедет. А ты знаешь юнге, что тебя назвали в честь твоего прадеда, – спросил «Молчи».
– Я что-то слышал, – ответил парень. -Мама говорила….
– А ты знаешь, что твой прадед Мартин Грассер, воевал в нашей стране. Может он даже был на этой поляне, где ты сейчас гуляешь.
– Тогда война была. Я знаю!
Выпив пиво, «Молчи», почувствовал, как легкое алкогольное опьянение слегка помутило сознание. На душе стало весело. Чтобы поднять себе настроение, он начал подтрунивать над мальчиком, стараясь показать для него значимость.
– А ты мне скажи Мартин, зачем ты приперся сюда в Россию? Что тебе не сиделось в своей Германии?
– К папе, – ответил паренек. Он бросил в костер ветку, которой ковырялся, и отошел в сторону, высматривая в траве землянику.
В этот момент телефон Шабанова зазвонил, и он, вытащив трубку, сказал:
– Да, слушаю вас.
– Ваш отец Аркадий Леонидович покончил собой, – сказала сиделка, – срочно приезжайте. Он застрелился из наградного оружия….
Мир для «Молчи», в одно мгновение почти перевернулся. Что-то непонятное схватило его за горло, и воздух перестал наполнять организм кислородом. Легкие, словно сжались. Длилось это какие-то доли секунды. «Молчи», глотал воздух, как карась на суше, и не мог понять, что с ним такое происходит. Он схватил радиостанцию, и каким-то зажатым голосом почти прокричал:
– Семенихин! Тимоха, срочно давай, плывите в лагерь. Бери с собой Ивана, мне надо уехать.
– Что случилось, – прошипела радиостанция.
– Мне надо в Барвиху! У меня отец умер, – сказал потерянный голос Шабанова. –Умер отец, – повторил он уже шепотом….
– Сейчас….
От острова буквально через минуту, отплыла резиновая лодка – в ней находилось три человека.
– «Собаки бля…. не хватает», – подумал «Молчи», вспомнив, про комедию с Мироновым. –Мартин, мальчик мой, подойди ко мне, у меня папа умер. Знаешь как мне плохо?
Пацан, ничего не подозревая, подошел к дяде Мише, и тот резко и неожиданно, схватил его за руку.
– Ой, пусти – мне больно, – закричал ребенок, стараясь вырваться.
– А мне не больно, – спросил дядя Миша. – Мне не больно? У меня -у меня умер папа, – сказал он в лицо парню. -Как ты думаешь маленький змееныш, когда умирает любимый папа – это больно?
Мартин испугался, гримасы «Молчи», и хотел было заплакать, но в душе что-то щелкнуло, и он, демонстративно вытерев рукой проступившие слезы, сказал:
– Мой папа все равно придет, и все равно убьет тебя. Ты мерзкий и гадкий дядька. Ду шайсе, – сказал он, по-немецки.
– Кто шайсе, – спросил Мочи, скрепя зубами.
– Ду шайсе….
Шабанов хотел было стукнуть парня кулаком в лицо, но в этот момент к костру подошел водитель и Семенихин, которого поисковики называли Тимоха.
– Не хорошо Аркадьевич, с ребенком драться.
– Змееныш меня говном назвал, – сказал «Молчи». -Говном!
– Это Аркадьевич, еще не повод, – сказал Тимоха.
– Короче, мне надо срочно ехать. У меня отец умер, вы сами понимаете, мне сейчас не до раскопок. Ваня, отвези меня. Сегодня или завтра вернешься, там с ориентируемся по обстоятельствам. Если вы что-то без меня найдете, то как-нибудь разберемся после. Вот ключи от гаража, там нычка ты знаешь. Да и смотрите за парнем, – чтобы он не убежал. Его голова очень дорого стоит.
– Тут Аркадьевич, некуда бежать, – сказал громко с выражением Семенихин. До ближайшей деревни двадцать верст. Лес кишит волками и медведями. Пусть бежит себе куда хочет. Беги парень, – сказал Тимоха и отпустил руку Мартина.
Воспитанный на немецких и русских сказках мальчишка, не на шутку испугался. Он отошел в сторону, и, молча размышляя о побеге, присел на подножку «Мерседеса».
– Вот видишь Аркадьевич, как легко управлять детьми, которые верят в сказки. Сказки – это великое изобретение человечества. Мы до гробовой доски в них верим, и считаем их правдой.
– Ладно парни, мне пора…. Давай Ваня, заводи, у нас времени нет, сопли наматывать на кулак.
«Молчи» с тяжким сердцем сел во внедорожник на переднее сиденье, и хлопнул дверкой. Мартин отошел в сторонку, чтобы не мешать взрослым и присел в шезлонг возле костра.
«Гелендваген» тронулся, и по лесной дороге покатил в сторону Москвы, поднимая за собой облако рыжей пыли.
– Ну что малыш, теперь я буду твой Карлсон, – сказал Семенихин.
Сейчас я переберусь на остров,