Но потрогай цветок,
тонкопалый, лиловый,
потрогай траву в седине,
это значит, что вечно не кончится
далечь дорог,
это значит, что мир будет длиться,
цвести в тишине.
Это значит, что мир проливается
синим дождём
и опять обретает фактуру, и запах, и цвет.
Ничего постоянного нет —
но и мы не умрём,
мы пребудем в цветах и восходах,
в земле и траве.
«В город пришла война…»
В город пришла война.
В город ложатся мины.
В городе разорвало водопровод,
и течёт вода мутным потоком длинным,
и людская кровь, с ней смешиваясь, течёт.
А Серёга не воин и не герой.
Серёга обычный парень.
Просто делает свою работу: чинит водопровод.
Под обстрелом, под жарким и душным паром.
И вода, смешавшись с кровью, фонтаном бьёт.
И, конечно, одна из мин
становится для него последней.
И Серёга встаёт, отряхиваясь от крови,
и идёт, и сияние у него по следу,
и от осколка дырочка у брови.
И Серёга приходит в рай – а куда ещё?
Тень с земли силуэт у него чернит.
И говорит он: «Господи, у тебя тут течёт,
кровавый дождь отсюда течёт,
давай попробую починить».
«А всё же будет солнце над водой…»
А всё же будет солнце над водой,
Арбуза будто розовая мякоть,
И будет легче – так, что можно плакать,
А не вот этот вымученный вой.
А всё же будет. Волглая земля
Впитает проржавевшие осколки.
– Почем малина, мать?
– Тебе – нисколько,
Бери, сынок, живи и не стреляй.
Езжай домой, сынок, за рубежи
Полей, за эти годы одичалых.
И будет пёс и лодка у причала,
И врач пообещает: «Будет жить».
«А на Сретенье снег полетел волною…»
А на Сретенье снег полетел волною,
Да такой пушистый, такой огромный,
Словно не решает ничто земное,
Словно кошка тянется спинкой томной,
Словно мне четыре, в тяжёлой шубе
Я смотрю на лучи фонаря живые,
Словно бабушка ещё живая и любит
Поиграть в лото, посмотреть «Марию».
Я стою без шапки в России где-то,
Например вот, где-нибудь под Рязанью,
И лохмотья снега в столбиках света
Медленно спускаются осознаньем.
И как будто я всё сейчас понимаю,
И как будто смерть отвернула морду,
И как будто смеётся бабушка Майя,
Потому что Бог живых, а не мёртвых.
Гореть
«Октябрьский дождь, переходящий в снег…»
Октябрьский дождь, переходящий в снег,
И за окном вагона человек
Глядит на это отраженье тленного,
На тлеющее пламя дня последнего,
Когда ещё ненужное – хранится,
Когда ещё приносит проводница
Зелёный чай, и тапочки, и штопор.
Глядит, глядит, глядит, запомнить чтобы.
И мох растёт со всех сторон деревьев,
И мимо полустанки и деревни,
Плацкарт, осины, тягостные рельсы.
Прости, Господь, я честно постарался.
«Не призван, но призвание. Заметь…»
Не призван, но призвание. Заметь:
Не разбирает сих деталей смерть,
Ни у кого на безымянных кольца,
Ни кто бездетный двинул добровольцем.
Ей всё едино. Знаешь, а ведь в этом
Покой и правда. И сиянье света.
«Да, свет. Да, смерть. Да, это не финал…»
Да, свет. Да, смерть. Да, это не финал.
Андрюха снился, он мне так сказал.
Он нынче в курсе более, чем мы,
Которые лишь в поисках ответа.
Земля замёрзнет к первым дням зимы.
И двинут танки по земле по этой.
«А Сашка снился матери. Она…»
А Сашка снился матери. Она
Тогда ещё не знала, но узнала
Потом, когда до них дошла война.
Так вот, так вот: касаемо финала.
Вошёл он в хату, был по пояс голый,
Вспотевший, и уставший, и весёлый,
И попросил водицы из колодца.
И вот он пьёт, вода по шее льётся,
И мама говорит ему: останься
Хоть на денёк, на час, давай хоть чаю.
А он смеётся, головой качает:
Мол, дальше мне, дойти ещё до станции.
Там, говорит, такая же война.
Мирняк, вояки – все, мол, вперемешку.
Напился и рюкзак на плечи вскинул.
Ушёл, и свет был по следам, как вешки.
Тогда и зарыдала в голосину.
«Вот бывший, говорит, туда поехал…»
Вот бывший, говорит, туда поехал,
И думаю: чего мне не хватало?
Такие ссоры глупые – до смеха.
А всё, а всё, а не начать сначала.
На связь выходит разве раз в неделю,
На пару фраз хватает еле-еле.
«Когда его не стало, то почти…»
Когда его не стало, то почти
Ещё неделю проверять боялась,
Но тест одну полоску показал.
И говорила: «Вот и хорошо,
А то куда бы я одна с ребёнком,
И что с ним делать, кроме как назвать
Вот этим именем, и мёртвым, и любимым».
В те дни шли на окраинах бои,
И реки были красными, как борщ.
И говорила: «Прямо отлегло,
Я ж вообще ребёнка не хотела,
Так почему же, Господи, болит».
В те дни рождались дети без отцов.