Наутро всё стало льдом —
вздыбленная земля ли,
Кровавые лужи или обмелевшие воды.
Мучительно ждали, когда начнётся атака.
Небо было ясное – хоть ты считай созвездия.
Да, так о чём я? Ёлочка.
Она стояла напротив флага,
И что серп, что молот на нём
выглядели возмездием.
«Один мой город перемешивается…»
Один мой город перемешивается
с грязью и кровью.
Прилёт у дома, где я засыпала
с добрым котом в изголовье.
Второй город мой замерзает,
люди становятся льдом,
И я слышу от тех и других: поделом врагам,
поделом,
Тот, кто враг, – пусть, сука, кормит ворон.
Это война, и я посреди —
Прострелена с двух сторон.
И когда мировая война, не спасает бронежилет.
Мы проиграем, если мы будем врага жалеть.
И куда ни кинь, всюду клин.
И лечу на КамАЗе среди мин.
Жизнь прожить – это поле минное перейти.
То есть она кончается вспышкой в финале пути.
Никого не жаль, синяя даль, обгоревшая ель.
Святой Николай, заходи на чай,
положи подарок в постель.
Это смешно – сострадающий комбатант,
караул устал.
Но в тот день, когда я скажу неправду,
Господь закроет мои уста.
«На лёд на глубокий выходят призраки танков…»
На лёд на глубокий выходят призраки танков,
На улицы Ленинграда выходят люди.
Какая разница – живые ли, неживые.
Ну да, если важно – то неживые, так как
Остались в сорок втором, во мгле, в абсолюте,
Но всё же выходят, и губы их голубые
Неслышимо шепчут песни страны ушедшей.
На лёд на глубокий выходят призраки танков.
Над городом снег и чёрным прорыта дорога.
Танкист едва-едва отпустил гашетку.
И чёрный лёд присыпает белым, как тальком,
И мёртвые смотрят, словно узрели Бога.
И призрак старухи к призраку бронемашины
Подходит, и падает в плаче, и свет невечерний
Сияет над силуэтами мёртвых танков.
Живым живое. Живое пребудет ныне.
И тот, кто страдал, тот к звёздам придёт
из терний,
И вот дорога открылась по следу танков,
И нет ничего прекраснее этих танков.
Песенка новогодняя
Не знаю, как мы вырулим,
Но всё же как-то вырулим,
Мы всё же как-то вырулим
В обнимку со страной,
Хотя нутряк и выгорел,
Как лес под Кременной.
Нальём в бокал шампанское,
Советское шампанское,
Советское шампанское —
Чтоб Боженька сберёг.
Эх, степь моя луганская,
Ни света, ни дорог.
Не знаю, как мы выживем,
Но всё же как-то выживем.
Мы всё же как-то выживем,
А если всё же не —
Мы встанем в поле выжженном,
В лесу сосновом выжженном
Солдатами Всевышнего,
Заслоном на броне.
«Ёлки вытаскивают из-под снега корни…»
Ёлки вытаскивают из-под снега корни,
Выходят на дорогу, голосуют:
До поворота.
Выходят за перевалом горным,
Строятся, шеренга за шеренгой – рота.
Кстати, слышали, куда нас отправят?
Слухи ходили, но непонятно.
Завтра погрузка, укладываемся в график.
Тени – рваные чёрные пятна.
Маленькая ёлочка говорит маме,
Ветви колебля:
Говорят, мы станем гробами
И ляжем в землю.
Что ты, деточка, мы с тобой станем
Выстроенными вдоль дороги крестами,
На которых распнут врага.
Ёлки сбрасывают иглы,
Раздеваются донага.
В доме натоплено, кошка спит кверху пузом.
По трассе гонят машины с секретным грузом,
В классе пишут на двойных листочках
Сочинение о том, что такое зло.
Ещё ничего не произошло.
Но дни ускоряются, и не промотать их,
Не замерзают следы в снегу.
Только ёлки в треугольных платьях,
Только ёлки в треугольных платьях
Мне навстречу всё бегут, бегут, бегут…
«На праздники – пустующий роддом…»
На праздники – пустующий роддом,
охранник кашляет вчерашним перегаром.
Идут волхвы, Азиз и Наримон —
уборщик с санитаром —
к девчонке, у которой только сын,
она одна, и он совсем один,
и больше никого. Азиз смеется:
«Нэ плач. Бери тихонько мандарин».
И он как солнце.
Господь рождается, и славимо Его,
не будет смерти ныне.
и в каждом проявленье – Рождество,
да вот хоть в мандарине.
«Ни хлеба, ни неба, ни тёплого очага…»
Ни хлеба, ни неба, ни тёплого очага.
С утра артиллерия бьёт по окопам врага.
В условиях измененья рисунка глобуса
Бессмысленность Логоса —
словно бессмысленность лотоса.
Но всё же, пока укрепления рядом возводятся,
В сосновой развилке пристроена Богородица.
В воде листок, над водою сухой камыш.
В сей раз обошлись практически без зимы.
И в щепоть рука, вспоминая Христа,
распятого
В размытом мареве где-то напротив Сватово,
И лист на воде, как лотос, светел и свят,
И рыжий, живой выглядывает закат.
«Вот мёртвый кот, пускай он оживёт…»
Вот мёртвый кот, пускай он оживёт,
Пускай откроет розовый свой рот,
Оближется и двинется домой.
Пускай не будет визга тормозов,
Пусть он придёт, на наш вернётся зов,
И смерти чтобы не было весной.
Пусть будет солнца мякоть, мята, мёд,
Как страшен